в любых обстоятельствах фронтовой жизни. А на войне нетрудно было огрубеть душевно…»[31]

Георгий родился в селе Абаканском Енисейской губернии. Родители рано умерли, и мальчик воспитывался в детдоме. Поступил в Абаканское педучилище. Доучиться не дала бедность, надо было помогать младшей сестре Тамаре. Стал работать учителем начальных классов в деревенской школе. Ребята любили высокого белокурого парня, который не изображал из себя строгого педагога, а был им старшим товарищем. Они вместе читали, играли и даже сочиняли эпиграммы на других учителей, что выглядело уже чистым хулиганством.

В 1939 году Георгий поступил в Красноярский педагогический институт на факультет русского языка и литературы. Доучиться опять не дали обстоятельства: пришла повестка из военкомата. Срочную служил в Омске. А вскоре – война.

Первые месяцы войны Георгий воевал химинструктором. 5 ноября 1941 года он был ранен, а после госпиталя направлен в Тулу, в школу младших командиров.

После второго ранения в госпитале Георгий познакомился с Галей Плетневой. Возникла взаимная симпатия, но вскоре молодые люди потеряли друг друга. Георгий писал сестре 12 сентября 1942 года: «С Галей Плетневой я не переписываюсь. Их госпиталь эвакуировался. Меня тоже почти в эти же дни направили в неизвестном направлении. И вот мы потеряли друг друга. Найдем ли? Это сказать очень трудно. Во всяком случае, я очень горячо вспоминаю о ней. Война разрывает сердца…» После госпиталя Георгий работал в дивизионной газете «За Родину», неоднократно читал свои стихи по радио.

Кроме сестры у Георгия не было родных, и поэтому часто получалось, что именно ему приходилось утешать и поддерживать своих товарищей, оторванных от семьи, от жен и детей. Знаками такой дружеской поддержки были стихи Георгия, посвященные однополчанам. Вот лишь те посвящения, которые вошли в его книгу «Соколиная песня», вышедшую в 1972 году: майору Ленскому, командиру разведчиков лейтенанту Андрееву, полковнику Под-луцкому, А. Смирнову, Ф. Ларину, М. Стетюхе (этот солдат имел Георгиевский крест еще за Первую мировую), дивизионному комиссару Георгию Дивдариани, майору П. Зайченко, полковому комиссару Журбе, капитану Павлову, пулеметчице Кате Браун, рядовому Романенко, капитану Бритикову, старшему сержанту Парамонову, капитану Строилову, рядовым Ященко, Ипполитову и Емцу, пулеметчику Н. Шалагаеву, военному газетчику Н. Маслину, пулеметчику Магдали, полковнику Путилову, медсестре М. Романовой, другу Давиду Лондону[32]…

Сознательно или невольно Суворов продолжал традицию Гумилева, который во время Первой мировой войны посвящал стихи и своим командирам, и своим сослуживцам, и сестрам милосердия в госпитале.

Осенью 1943 года Георгий Суворов был награжден медалью «За отвагу».

Из письма Олега Корниенко сестре поэта Тамаре Суворовой (Серебряковой):

«Здравствуйте, Тамара!

Извините меня, что я так долго Вам не сообщал о Гоше. Я не мог это сделать, пока не был сам точно убежден в правдивости случившегося несчастья. До этого времени я не имел возможности узнать, а слухам, которые ходили, не верил. Вчера я был в том медсанбате, в который Гоша попал по ранению. Там точно узнал, что Гоша умер от ран. Ранен он был 13 февраля 1944 г. на переправе через р. Нарву. Умер 14 февраля 1944 г. Похоронили его около деревни Криуши (на правом берегу Нарвы)…»

Последнее письмо Георгия Суворова сестре Тамаре 10 февраля 1944

«Милая сестренка!

Письмо твое получил. Сердечно рад. Мы быстро продвигаемся вперед, гоним немца с нашей земли. Все кругом сожжено и уничтожено фашистами, многие советские люди угнаны в Германию.

Чувствую себя отлично. Командую бронебойщиками. Это очень интересно. От Ленинграда ушли очень далеко. Собственно говоря, мы у эстонской земли. Остаюсь жив, здоров и целую тебя. Твой брат Георгий».

Стихотворения Георгия Суворова

* * *

Нине Емельяновой В ночах, неуютно-бездонных,

Пусть скажут мне очи твои,

Что, сталью терзая влюбленных,

Враги не убили любви.

Что в мире смертельной тревоги,

На трудном, на грозном пути,

Где лица приподнято-строги

И слово «люблю», как «прости», -

Пускай, как веселое солнце

Над этой ненастною мглой,

Сверкнув, в тишине пронесется

Твой трепетный голос живой:

– Победа! Люблю! И – победа!..

И вновь я поверю в мечту,

Что, тропы к победе разведав,

Я встречу твою красоту.

Что, жизнью своею рискуя,

Тебя, дорогой человек,

Назвать, возвратившись, смогу я

Возлюбленною навек…

* * *

Давиду Лондону

Пусть прошлый год злых непогод

Нам обжигает грудь, -

Я пью за новый буйный год,

За пройденный наш путь.

Пью за бродячую мою

Солдатскую метель.

За самых светлых в мире пью, -

Затянутых в шинель.

За то, что месяц словно медь,

И вся земля в снегу,

Что я тоскую, но не петь -

Не петь я не могу!

1 января 1943

Первый снег[33]

Веет, веет и кружится,

Словно пух лебедей,

Вяжет белое кружево

Над воронкой моей.

Улетает и молнией

Освещает, слепит…

Может, милая вспомнила,

Может, тоже не спит.

Может, смотрит сквозь кружево

На равнину полей,

Где летает и кружится

Белый пух лебедей.

1943

* * *

Мы тоскуем и скорбим,

Слезы льем от боли…

Черный ворон, черный дым,

Выжженное поле.

А за гарью, словно снег,

Ландыши без края.

Рухнул наземь человек -

Приняла родная.

Беспокойная мечта -

Не сдержать живую…

Землю милую уста

Мертвые целуют.

И уходит тишина…

Ветер бьет крылатый.

Белых ландышей волна

Плещет над солдатом.

1944

* * *

Пришел и рухнул, словно камень,

Без сновидений и без слов,

Пока багряными лучами

Не вспыхнули зубцы лесов,

Покамест новая тревога

Не прогремела надо мной.

Дорога, дымная дорога,

Из боя в бой, из боя в бой…

1944

* * *

Михаилу Дудину

Еще утрами черный дым клубится[34]

Над развороченным твоим жильем.

И падает обугленная птица,

Настигнутая бешеным огнем.

Еще ночами белыми нам снятся,

Как вестники потерянной любви,

Живые горы голубых акаций

И в них восторженные соловьи.

Еще война. Но мы упрямо верим,

Что будет день – мы выпьем боль до дна.

Широкий мир нам вновь раскроет двери,

С рассветом новым встанет тишина.

Последний враг. Последний меткий выстрел.

И первый проблеск утра, как стекло.

Мой милый друг, а все-таки как быстро,

Как быстро наше время протекло.

В воспоминаньях мы тужить не будем,

Зачем туманить грустью ясность дней, -

Свой добрый век мы прожили как люди -

И для людей.

1944

1. Георгий Суворов (в центре в верхнем ряду) с друзьями по литературному кружку, Абакан, 1935 г.

2. Молодой учитель русского языка Георгий Суворов,