— Мы с вами можем поговорить без свидетелей? Так, чтобы наш с вами разговор остался только между нами? — тихо поинтересовался Воровский.

Пригожин почувствовал, как ярость прилила к груди, испепеляя голос разума.

— Если вы собираетесь шантажировать меня положением моего сына, то я вам не советую даже начинать…

— А что с вашим сыном? — приподнял бровь Воровский.

Пригожина перемкнуло. Он еще издеваться изволит?!

— Мой сын серьезно болен! Банки, которыми владеют такие, как вы, отказал мне накануне в кредите на его лечение! Если вы собираетесь шантажировать меня состоянием ребенка, то поверьте, я сделаю все, чтобы вы пошли по делу как главный подозреваемый!

Воровский взглянул на собеседника. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять – этот человек доведен до грани своего отчаяния.

— Мой шестилетний сын погиб пять лет назад. Его убили вместо меня, — глухо проговорил он. — Его и мою жену. Если вы думаете, что я способен шантажировать такими страшными вещами, вы жестоко ошибаетесь…

— Простите… — прохрипел Пригожин и закусил кулак, чтобы снова не завыть от безысходности.

— Так мы можем поговорить? — втянув грудью воздух, переспросил Воровский. — Без свидетелей?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Говорите, — выдохнул Пригожин. — Нам никто не помешает. Сейчас в кабинете не работают прослушивающие устройства. Вы ведь хотели обсудить дело Азуле? Того самого, который вас разорил?

— Да. Иначе, зачем мне к вам приходить?

— Вспомнили что-то стоящее внимания следствия?

— Я знаю убийцу.

— Постойте… так вот просто? Знаете, кто убил пятерых человек?

— Да. Все просто. Но я хочу, чтобы мой рассказ остался между нами. А потом вы сами решите, как быть дальше.

Пригожин с удивлением уставился на Воровского. В деле определенно не хватало какой-то детали, и ему никак не удавалось собрать пазл. На самом деле сам Воровский – идеальный подозреваемый, потому что у него есть мотив - перед смертью Азуле разорил его. Но здесь проступает одна загвоздка – такие люди, как Воровский, скорее, наняли бы отличного снайпера и не стали бы устраивать бойню. Азуле бы нашли с аккуратной дырочкой во лбу где-нибудь на Лазурном побережье, а не сразу же после скандала с Воровским в том же городе, да еще и с положенной рядом охраной.

Воровский, откинувшись на спинку стула, начал свой рассказ. Он не утаил от следователя почти ничего. С того самого момента, как в его компанию «Финансист» пришла Лиза, и до страшного скандала. Он специально упомянул встречу с Олегом в ресторане, потом его проникновение в квартиру накануне отъезда в Москву. Рассказал об их с Лизой бегстве в Сочи и про нападение на сестру Лизы накануне убийства.

— Патологический ревнивец и садист пожелал расправиться с мнимым соперником? — озадаченно потер подбородок Пригожин.

— Отличный снайпер, не забывайте. Подумайте сами, для чего здоровому психически человеку оставлять столько трупов после себя?

— Мне надо подумать о том, что вы рассказали.  И, возможно, придется допросить ту самую Лизу и ее сестру. Медицинское освидетельствование сестра не проходила?

— Нет, она предпочла держать нападение в тайне, как и сама Лиза всегда избегала говорить о своей личной жизни в браке.

— В тайне? Зачем?

— Страх возмездия. Такие, как Олег Данилевский, способны на любое зверство.

Пригожин задумался. Одна из версий, которая может оказаться верной. Даже если и не верной, есть шанс подогнать свидетельства под еще одного подозреваемого. Если так, то скоро дело закроют, и начальство перестанет на него давить.

«А потом я уволюсь к чертовой матери», — рассеянно глядя на Воровского, почему-то решил Пригожин.

Воровский тяжело вздохнул. Его тоже тяготила неизвестность.

— Послушайте… — снова заговорил он.  — Я пришел к вам лишь потому, что мы все находимся в подвешенном состоянии. Мы с Лизой ждем ребенка, и я не хочу подвергать ее опасности. Поэтому, скорее всего, мы уедем из города в ближайшее время. Уедем надолго и далеко, потому что как знать, что еще придет в голову психопату, разгуливающему на свободе? Если у вас будут вопросы к Лизе, задайте их до того, как мы уедем. И еще кое-что… у меня есть хорошие менеджеры в одном частном банке. Они с радостью дадут вам ссуду на лечение ребенка.

«Честь мундира», — судорожно вздрогнула вся внутренняя сущность Пригожина.

— Вы… предлагаете мне взятку? — глухо произнес он. — Я же говорил, не стоит играть моим душевным состоянием!

— Нет, не взятку! Бог с вами, — фыркнул Воровский. — Я предлагаю вам помощь. Потому что знаю, что это такое – когда теряешь сына. Если передумаете, дайте знать. У вас есть мой телефон.

Он поднялся и запахнул пальто.

— И… пожалуйста, не расспрашивайте Лизу в подробностях о том, что с ней делал муж до того, как она получила развод. Ей тяжело об этом вспоминать.

Он поднялся и вышел, оставив Пригожина наедине со своими кошмарами.

В «Привате» в этот обеденный час было тихо. Девочки еще не пришли, их работа начиналась с восьми часов вечера. Бармена тоже не было на месте. Лишь управляющий клубом вместе с бухгалтером пересчитывали пачки денег в кабинете на втором этаже.

— У меня есть для вас новости, шеф, — заметив Воровского, приветливо махнул рукой Марк.

Бухгалтер заторопился к выходу. Проводив его взглядом, Воровский сел на мягкий кожаный диван.

— Скажи, что вы его обнаружили, — устроившись удобнее, попросил управляющего он.

Марк засуетился – отодвинул в сторону пачки денег, достал дорогие сигары, бутылку минеральной воды и стаканы.

Скоро они сидели рядом – раскуривающий сигары Воровский и готовый к деятельности Марк Король.

— Не обнаружили, шеф. Лиза сказала, что он покинул страну сразу же после инцидента с Азуле. Но в Израиле не всплыл Олег Данилевский. И в городе его тоже нет. Так что, либо он уплыл по поддельным документам, либо залег на дно. Видимо, тоже боится, что следствие на него выйдет.