Ничего не могу с этим поделать – у меня слабеют колени, и, чтобы удержаться на ногах, я хватаюсь за руку Всадника.

Война целует жадно и требовательно, запустив руки в мои волосы, его язык настойчиво прижимается к моим губам, пока я не раскрываю рот и не впускаю его.

Он приподнимает меня и сажает на край стола.

– Утром ты ушла слишком рано, мы даже не начали.

Рывком Всадник стаскивает с меня сапог, потом второй.

– Спешить некуда, – возражаю я, слегка задыхаясь.

Руки Войны тянутся к моим брюкам, расстегивают их и сдергивают – сначала к бедрам, потом вниз.

Он негромко смеется.

– О нет, спешить я не собираюсь.

Трусы отправляются следом за штанами. Всадник опускается на колени, прижимает меня к себе.

Боже мой, все сначала.

– Война…

Но тут я ахаю, забыв все слова.

Пройдет еще много времени, прежде чем мы снова заговорим. Много часов. Мы снова в постели Войны, я лежу, прижимаясь к нему всем телом. Он проводит пальцами по моей спине.

– Твоя кожа мягче, чем я представлял, – говорит он. – Такая нежная, моя смертная невеста.

Я подбородком упираюсь в его грудь. На таком близком расстоянии я снова поражаюсь тому, насколько он… нездешний. А ведь казалось бы – всего лишь слишком велик, слишком свиреп, слишком притягателен.

Он не сияет в том смысле, как я всегда представляла себе ангелов во славе, и он явно не такой чистый и непорочный, какими их изображают, но в нем есть что-то чужое, иное. Определенно не демоническое, хотя мне очень хочется его демонизировать – по крайней мере, раньше хотелось.

Война замечает, как я его разглядываю, и улыбается немного удивленно.

– Если бы я не знал, что это невозможно, то подумал бы, что тебе так же приятно смотреть на меня, как мне нравится смотреть на тебя.

Я беру его за руку и сплетаю наши пальцы.

– Мне, действительно, нравится смотреть на тебя, – признаю я. Потом подношу его руку к губам и целую татуировки, одну за другой. – И прикасаться к тебе.

Ох, не надо бы говорить ему такое, особенно потому, что уж очень правдоподобно эти слова звучат для моих собственных ушей.

Лицо Войны меняется, почти незаметно. А может, дело просто в выражении его глаз. Обхватив меня руками, он переворачивается так, что я оказываюсь под ним.

– Прикасайся ко мне сколько угодно, жена.

Я вожу пальцем по его отметинам, внезапно чувствуя себя собственницей и, в то же время, робея.

– Сколько раз у тебя это было? – спрашиваю, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно.

Мой тон не обманывает Всадника. Нависнув надо мной, он всматривается мне в лицо, его руки лежат по обе стороны от моей головы.

– Какое это имеет значение?

Это и не должно иметь никакого значения. Я сглатываю, он это замечает и впивается глазами в мою шею. Хмурит брови.

– Не понимаю, что я должен ответить. У тебя испуганный вид, жена.

Испуганный?

– Я не испугана, – обиженно заявляю я.

Чтобы испугаться, нужно быть эмоционально вовлеченным. Он снова хмурится.

– Почему люди этим интересуются? Я этого не понимаю, но, если ты действительно хочешь знать, то я занимался этим бесчисленное множество раз.

Я со стоном закрываю глаза рукой. Бесчисленное? У меня было четверо мужчин, и только один из них оказался ярким и запоминающимся во всех отношениях. И он теперь лежит на мне.

Всадник убирает мою руку от лица.

– Мириам, ты странная. Это правда имеет значение?

Я фыркаю.

– Ты должен бы знать, что это важно, – говорю я. Мое лицо пылает от стыда. Ну, то есть, я понимаю, что этот красавец – не человек, но он околачивался на земле достаточно долго, чтобы переспать с бесчисленным количеством женщин (а может, и с несколькими мужчинами). Как он может не знать, что людям такие вещи небезразличны?

– Хочешь узнать о других женщинах, которые у меня были? – переспрашивает он.

Конечно, хочу. Мне жутко интересно. И за это тоже стыдно. Я могу не отвечать – не знаю, что он там прочел на моем лице, но, похоже, загадку он разгадал.

– А, – говорит он, – ты и хочешь, и не хочешь. Как все это сложно.

Война смотрит на меня сверху вниз, и мне делается страшно оттого, как он красив с этими своими темными волосами и царственными чертами лица. Он вздыхает.

– У меня были десятки, много десятков людей, Мириам. Их лица слились в одно, я не могу вспомнить ни одного имени.

– Кто-то из них до сих пор в твоей армии? – какой язвительный вопрос.

– Кое-кто.

Фу. Я корчу рожу. Почему-то это помогает – чуть меньше чувствую себя собственницей.

Он не твой, Мириам.

– А как они относятся к этому? – с трудом задаю очередной вопрос.

– К чему? – озадаченно спрашивает Война.

– К тому, что ты занимался сексом с ними, а теперь у тебя другая женщина?

Вид у Войны такой, будто он пытается отыскать смысл в полной бессмыслице.

– Почему это должно меня беспокоить?

Теперь моя очередь смотреть на него с изумлением. Хотя – а, правда, разве это должно его волновать? Всадник рос не среди людей, откуда ему взять понимание этических норм и табу… Видимо, на другой ответ мне рассчитывать не приходится.

– А что насчет тебя? – вдруг говорит он.

– А что насчет меня? – спрашиваю подозрительно.

– Хочу знать про других мужчин, с которыми ты была.

– Нет! – ответ вырывается у меня мгновенно.

Война улыбается, проводит пальцем по моим губам.

– Этого мало.

– Зачем тебе это нужно? – я задаю тот же вопрос, который он задал мне всего несколько секунд назад.

Всадник смотрит мне в глаза, и одним взглядом останавливает мои глупые мысли.

– Я насладился тобой. Я собираюсь войти в тебя. Я хочу знать, кто еще был там.

Как странно. Казалось, он искренне не понимает, чего я от него хочу, когда я приставала к нему с этим же вопросом, а теперь вдруг сам хочет узнать историю моих романов… Откуда вдруг такая, очень человеческая реакция? Реакция собственника…

Я качаю головой.

– У меня были отношения с тремя мужчинами. И только… – я набираю в грудь воздуха и с трудом заставляю себя продолжать: – И только с одним у меня был секс.

Да и то всего два раза. Сложно крутить любовь, когда противозачаточных не достать.