Он молчит ещё несколько секунд, но я больше ничего не говорю.

– Будь ты невинна, – наконец, произносит он, – я мог бы попробовать прибегнуть к старинному обычаю и забрать тебя в монастырь вместо казни. Но ты ведь позволила ему себя осквернить!

Я молчу, мысленно примеряя слово «осквернить» к видениям про меня и Ашша. Слово категорически не подходит.

– Вот, – не дождавшись от меня раскаяния – да, это я зря, стоило бы постараться изобразить, священник протягивает мне какой-то листок. – Возьми. Это малоизвестная молитва раскаявшейся блудницы. Может быть, небеса простят тебе этот грех, и тогда я на суде смогу тебя потребовать.

Я теперь очень пуганая, после уточки-то, но бумагу всё равно беру. Во-первых, потому что нельзя бояться всего на свете, тогда и жить не захочется. А во-вторых… может, заодно и узнаю, присматривает ли за мной Ашш-Ольгар. И если я себе всё придумала, то невелика разница – сегодня или завтра…

Я возвращаюсь к лежанке, забираюсь туда с ногами и разворачиваю бумагу, гадая, что же там на самом деле. Яд? Нож? Ключ? Увы, но лист бумаги и в самом деле содержит только какие-то буквы, складывающиеся в какие-то совершенно непонятные мне слова. Я успеваю прочитать всего три слова из нескольких десятков, когда лист рассыпается пылью прямо у меня в руке. Я невольно вскрикиваю и запоздало отдёргиваю руку – да что ж это такое, то уточка, то бумага! Но больше ничего не происходит. Видимо, кто-то просто не хотел, чтобы я это читала. «Что это было? Зачем?» – тщетно спрашиваю я мысленно у себя самой. Разумеется, безрезультатно. Без особой надежды повторяю вслух, эффект тот же. Его Императорское Величество Ашш-Ольгар не разговаривает со своими пешками, и одной глупой пешке от этого почему-то горько.

Мне больше не хочется его дразнить, мне вообще не хочется ничего, с ним связанного, вот разве что выкинуть из своей головы, но это совершенно невозможно. Я вновь открываю книгу, но читать не могу. Кажется слова «камера смертников» вытащили меня из розового тумана, в котором я пребывала. Кто сказал, что Он не пожертвует мной, чтобы поймать своего врага? Правильно, Ика, никто не говорил. И то, что ты сама, как тебе, по крайней мере, хочется думать, так не поступила бы, ничего не значит. Так что, возможно, пора подвести итог своей недолгой, но крайне бестолковой жизни?

Хотя… какой итог? Я не успела ничего. Я не узнала, кто виноват в гибели тёти, от кого она пыталась меня спасти, я даже пуститься во все тяжкие и то не сподобилась!

От того, что Он продолжает молчать, мне становится совсем печально.

Утром меня ведут на судебное разбирательство. Судья мне незнаком, Император не присутствует, да и с чего бы ему участвовать в разбирательстве по простой стражнице? Думаю, статуса официальной любовницы он лишил меня моментально. Священника тоже нет, я не рассмотрела вчера его лица – оно было скрыто под глубоким капюшоном, но здесь не было вообще никого кроме судьи, следователя и моих безучастных конвоиров.

Соврала я, отвечая уже на первый вопрос.

– Ика Стайер, – твёрдо произнесла на требование назвать имя, и камень, определяющий не лжёт ли подсудимый, остался чистым.

Не помутнел он ни разу и дальше, когда я давала ответы на прекрасно подготовленные вопросы. Например, «признаёте ли Вы, что получали чужую силу?», и я зачем-то признала. «Знаком ли Вам этот артефакт?», и да, чёрт возьми, знаком, я его видела, это как раз то веретено, которым размахивал Ашш. Виновной я себя не признала, но это не сыграло никакой роли.

Сегодня мне было ещё страшнее, чем вчера. Я не чувствовала уже присутствия Императора в своей голове – то ли привыкла, то ли затаился… то ли ушёл. И против воли – а волей я хотела верить в Его порядочность, хоть и глупо это, наверное, – лезли в голову сомнения: а что, если по его плану я должна пройти весь путь до конца, и даже на костёр попасть? Мало ли, кто-нибудь явится забрать меня прямо из огня? Или же – ещё более пугающий вариант – я ему просто не нужна больше. А так как к роду Аблес у него вполне определённое отношение, то костёр ждёт меня и в самом деле.

Когда огласили приговор, я немного даже запаниковала – казнь уже сегодня вечером, и мне стало жалко каждую уходящую секунду. Сейчас десять утра, а костёр ждёт меня в пять, интересно, можно ли выпить яда до, или надо обязательно мучиться живьём, так Императору приятнее? Семь часов до конца. Это всего четыреста двадцать минут, и я теперь физически чувствую, как оставшиеся минуты утекают сквозь невольно сжатые в кулак пальцы.

Внешне я осталась спокойной, как мне хочется верить. Проследовала к выходу в сопровождении конвоиров, совершенно мне незнакомых, вероятно, кто-то из личной тайной службы Ашша? И дальше я помню очень немногое. Вот я делаю шаг в дверной проём, меня окутывает лёгкое, приятно пахнущее облако, и я стремительно проваливаюсь то ли в сон, то ли в забытьё. Даже не успев опуститься на пол.

ГЛАВА 17. Благими намерениями…

Мне кажется, что я тут же открываю глаза, но вокруг всё другое. Темно, пахнет свежим сеном, и какая-то непривычная тяжесть холодит лоб. Я подношу руку и начинаю осторожно ощупывать – кажется, это обруч с большим, просто-таки гигантским камнем. Зачем он? Подчинение? Или защита от хозяйничавшего в моей голове Императора? Пока я оглядывалась и осознавала, что нахожусь в какой-то крытой повозке, та остановилась, и я настороженно села. Кто сейчас зайдёт? С какими целями? Руки у меня не связаны, но понятно же, что я имею дело с магом, да и камень этот на голове…

Ткань, закрывающая вход, качнулась, отодвигаясь в сторону, и я невольно моргнула и сощурилась от яркого света, наполнившего повозку.

– Прости, что пришлось лишить тебя сознания! – чуть виновато произнёс появившийся на входе мужчина. Голос у него оказался довольно-таки приятный, как-то совершенно не вязался с тем, как я представляю себе злодея. Тот же Ашш куда больше похож… и по манерам, и по некоторым делам. Холодный и жестокий. Да-да, я смертельно на него обижена, хоть и не время сейчас думать об этом.

Мой похититель – или спаситель? – забирается внутрь, садится рядом. Я с любопытством изучаю его лицо – худощавое, загорелое, волосы тёмные и, что необычно, короткие, а глаза – жёлтые. И именно их необычный цвет даёт толчок памяти, и та вытаскивает откуда-то имя:

– Шаргрен дель Нарго, – выдаю я, и с любопытством жду реакции, пытаясь одновременно вспомнить хоть что-нибудь о нём. Увы, на сведения моя память скупа – он, вроде, брат того, кто стоит сейчас во главе Рода дель Нарго, и кого Ашш собирался казнить, но передумал.

– Не дель Нарго уже лет девятнадцать как, – как мне кажется, чуть горьковато кривится он. А может, это проекция моих собственных переживаний по поводу изгнания из Семьи и Рода.

Настороженно интересуюсь, чувствуя почему-то определённое дружеское расположение к этому магу:

– Что Вы собираетесь со мной делать?

– Я понятия не имею, что с тобой делать, – вдруг со вздохом признаётся Шаргрен, потирая нос. Нос тонкий, прямой и довольно-таки длинный. – Я просто не мог позволить Ему тебя сжечь!