Несколько лет назад бывшее кладбище замостили и сделали в этом месте рынок. Теперь над могилами жертв средневековой чумы и религиозных войн разъезжали телеги с провизией, раскладывали корзины с грушами и капустой, заключали сделки, выдавая подпорченные продукты за свежие. К крикам женщин, продающих лук и репу, присоединялись голоса шарлатанов, торгующих средством от всех болезней, вопли обманутых покупателей и аплодисменты толпы, наблюдающей за уличным акробатом. Все это венчал шум фонтана, украшавшего середину рынка. В такой суматохе было не так уж просто найти рыбную торговку, которую к тому же не знаешь в лицо. Но виконт сумел.

– Ох и настрадалась она, бедняжка! – продолжала причитать Мартина. – Ничего-то хорошего в жизни не видела! Может, хоть на том свете порадуется! Я уже и обедню заказала… Хотела сначала в Святом Сульпиции, но потом решила у капуцинов. Капуцины берут на три су дешевле!

– У убитой на спине не было вырезано никаких символов? – поспешил перейти к делу д’Эрикур.

– Ой, а откуда вы знаете?

Торговки, окружавшие Гюффруа, зашушукались.

– Цыц! – прикрикнул виконт. – Занимайтесь своим делом, женщины! Вас все это не касается!.. А ты сейчас же рассказывай! Что там было?

– Там… не то чтобы символ… – смущенно сказала Мартина. – А так, словно ножиком – чик!.. Этак… вдоль… а потом… поперек… Вроде как наподобие креста получается! Вот еще, думаю, изуверы! Это они, наверное, потому что…

– Крест был несимметричным? – перебил торговку виконт.

– А? Чево?

– Стороны креста были не одинаковыми?

– Так точно… разные стороны были… Так ведь и в церкви оно ж как бывает: одна палочка длинее, одна короче…

– Все ясно, – вздохнул д’Эрикур. – На, держи луидор.

Торговка взяла золотую монету и с восхищением уставилась на жирный профиль Его Величества.

«Так все-таки t или крест? – размышлял д’Эрикур, отходя от прилавка. – А может, и то и другое?» Двигаясь вдоль рядов обратно к своей карете, он так задумался, что даже споткнулся о чью-то корзину, стоящую на земле. Виконт на миг забыл о тамплиерах, разглядел досадное препятствие, потом поднял глаза… и увидел перед собой человека, неожиданным образом показавшегося знакомым.

Кто же это?

Неужели…

Да-да, точно!

Люсьен Помье!

Два охотника за свитком встретились глазами. Оба думали об одном. И каждый был готов ручаться, что знает, что на уме второго.

Впрочем, это, разумеется, было не поводом для того, чтобы сразу заговорить о реликвии.

– Месье Помье! Вот так встреча! Вы на свободе! – сказал виконт.

– Вашими молитвами. – Писатель поклонился. – Безмерно рад вас видеть. Как изволите поживать?

– Превосходно! – Д’Эрикур придал лицу такое выражение, какое, по его мнению, должно было быть у счастливейшего человека.

Торговки с удивлением переглядывались: надо же, с нищим писакой из тупичка Собачьей Канавы разговаривает важный господин! Да еще и на «вы» к нему обращается!

– С батюшкой больше не ссоритесь? – зачем-то спросил Помье.

Может, он и не собирался насмехаться, но виконту слова писателя показались ехидными.

– С батюшкой все замечательно, – отозвался д’Эрикур и перешел в контратаку: – А как ваши книги?

Помье поморщился, но сделал вид, что его вовсе не укололи.

– Книги пишутся отменно и продаются так, что лучше и не придумаешь, – отрапортовал он в ответ.

Несколько торговок захихикали. Виконт тоже не скрыл усмешки.

– Так, значит, у вас все хорошо? – спросил он. – Вы полностью довольны своей жизнью и имеете все, в чем нуждаетесь?

– Я философ, а философу не так уж много надо, – уклонился от ответа литератор.

– Стало быть, и всякие волшебные вещи, исполняющие желания, ему ни к чему?

Писатель покраснел.

– При всем уважении к вашему статусу, господин виконт… не вам решать, кому волшебные вещи нужны, а кому не нужны!

– Выходит, что вы все еще надеетесь завладеть тем, что создано не для вас?

– И не для вас, д’Эрикур!

Взволнованные торговки слушали разговор и не понимали, о чем идет речь.

– На вашем месте я бы поостерегся! – сказал виконт.

– Я бы на вашем тоже поостерегся!

– Вы понимаете, с кем вы имеете дело, Помье?

– Может быть, лучше, чем вы, господин виконт!

– Вы бессильны перед этой организацией!

– Мы все перед нею равны.

– Как бы вам не разделить судьбу Феру!

– То же самое можно адресовать и вам, месье д’Эрикур!

– Уж не угрожаете ли вы мне?!

– Я всего лишь повторяю за вами…

– Вы забываетесь! Вспомните, с кем вы разговариваете, Помье! Может, я и просвещенный человек, может, и я поддерживаю устремления третьего сословия к поименному волеизъявлению, но, однако же, я не позволю… Не позволю относиться ко мне без должного уважения! Я дворянин! И мой пращур в битве при Азенкуре…

– Дворянин! Велика заслуга! Вы всего лишь дали себе труд родиться! – процитировал наглый писака слова из одной модной пьесы.

Сто или двести лет назад предок виконта, не церемонясь, отлупил бы нахального простолюдина прямо посреди улицы, а то и лишил бы жизни. Сейчас были другие времена. Слава бретеров померкла, поединки среди дворян сделались исключением, а не правилом. Изящным господам пристойно было быть скучающими, философичными, одинокими, в крайнем случае – развращенными, но уж точно не боевитыми. Шпагу больше никто не носил. Ее место заняла трость… А многого ли добьешься тростью?

Виконт подумал, что напрасно развязал эту дискуссию. Все, что хотел, он узнал, надо было ехать домой, где ждала невеста и более важные дела, нежели склока с литератором-неудачником.

Д’Эрикур огляделся в поисках своего экипажа, увидел его, повернулся к Помье и уже собирался было сказать, что далее не намерен с ним разговаривать, как горе-писатель, окончательно обнаглев, неожиданно поинтересовался:

– А как у вас дела со сватовством? Скоро ли мадемуазель Жерминьяк превратится в виконтессу д’Эрикур?

На этот раз ехидство в словах Помье виконту не послышалось. Оно там было точно. И надо же, как циркулируют новости! Даже самому ничтожному оборванцу в Париже известно, как и к кому посватался тот или иной дворянин. Писака, разумеется, наслышан о вражде д’Эрикура с опекуном мадемуазель Жерминьяк и рассчитывает, что виконт в конце концов смирится с отказом! Что ж, придется осадить его!

– Венчание состоится уже завтра. Но, к сожалению, вы, ненаглядный Помье, на него не приглашены!