превращения в иное. Взятый отвлеченно этот процесс сам по себе является становлением, которое никуда не ведет.

30. Вечное становление есть бесконечное умирание.

Становящееся перестает быть тем, чем было. Вспышка радиации, порожденная соединением электрона с позитроном, подразумевает смерть частиц весомой материи. Становясь дубом, желудь перестает быть желудем. Когда формируется мужчина, больше нет ребенка, которым он был. Когда на авансцену истории выходит новая социальная организация, прежнее общество оказывается погребенным в перевернутых страницах исторического прошлого. В эмпирической сфере ни одна фаза и ни одно состояние не постоянны; они всегда переходят во что-то иное. Изменения могут происходить медленно и незаметно, как в процессе крупных геологических преобразований или в рождении и распаде звезд, но скорость их протекания может быть и непостижимо большой – как в распаде самых неустойчивых изотопов радия. Но в любом случае все меняется. Таков неотвратимый закон всего эмпирического существования.

Каждый миг умирающее прошлое рождает новое дитя. Но если смерть подразумевает рождение, то в равной степени верно, что новое рождение подразумевает смерть. То, что было в прошлом хорошим и ценным, умирает вместе с тем, что плохо и неценно. До тех пор пока мы ограничены объективным сознанием, умирание будет трагическим финалом.

31. Так что состояние восприятия объектов есть состояние вечно новых надежд, которые гибнут в момент осуществления.

Вследствие закона становления то, чего мы желаем и ради чего работаем, в конечном счете наступит. Но, вследствие этого же закона, обретенное не удастся сохранить навсегда. Поскольку становление и разрушение никогда не прекращаются, момент рождения человека становится и началом его умирания. Любимая покидает нас в тот же миг, как только мы ее нашли: она уже никогда не будет именно тем существом, которое мы полюбили.

Мы с большим усилием взбираемся на высокую гору. В то самое мгновение, когда мы достигаем вершины и восклицаем: «Эврика, я достиг цели!», – уже в этот миг нашему взору предстают одни лишь глубины, уходящие во мрак. После достижения предельных высот возможен только спуск. За достижениями всегда следует падение.

В нас бьет оживляющий родник воплощенной жизни, нашептывающий: «Взгляни-ка туда – и увидишь образ моих новых обещаний». Мы смотрим – и видим именно то, чего желаем, то, что нам так дорого. И мы устремляемся к нему. Поначалу путь может быть не так уж и труден, однако со временем появляются затруднения, которые приходится преодолевать. Но образ остается и кажется вполне стоящим затраченный усилий. Однако за одной трудностью скрывается другая, и еще одна… Они становятся все масштабнее, и, наконец, для преодоления их нам приходится напрягать последние силы. И вот видение воплотилось в нашем свершении. Мы говорим: «Ах как хорошо!» – и застываем в созерцании заработанного тяжким трудом. Но, держа вожделенное в своих руках, услаждая им сердце, мы чувствуем, что оно уже тает прямо в наших ладонях – как прекрасная ледяная статуэтка в теплом месте. Оно тает и тает, и сердце наше скорбит, и мы взываем ко всем силам, какие только есть, моля, чтобы этот восхитительный желанный объект не оставил нас. Но все тщетно. Несмотря ни на что, он все тает и тает. Заканчивается тем, что этого воплощения надежд и обещаний больше нет. Тогда нас охватывает уныние – на какое-то время, пока вновь не забьет родник воплощенной жизни и не велит нам взглянуть снова и узреть еще один образ. И мы снова, как прежде, устремляемся к нему, чтобы, как прежде, достичь и, как прежде, потерять. И так – всю эту внешнюю жизнь, а быть может, и долгий ряд внешних жизней.

По прошествии столетий странствующая душа в конце концов усваивает суть урока: надо оставить все надежды. Но этот час глубокого отчаяния приближает душу к Вечному. И начнет вырисовываться образ иного Пути.

32. Таким образом, пока сознание привязано к объектам, страдания рождения и смерти не прекращаются.

То, что рождение и смерть не имеют конца, следует из афоризмов 29–31. Но рождение и смерть суть страдания. В биологическом смысле этот факт весьма хорошо известен. Все существа обычно рождаются в страдании и умирают страдая. Но за этим физически ощутимым страданием есть страдание более тонкое, которое объемлет все становление: как физическое, так и идеальное. Утрата ценимого объекта есть страдание, и точно так же страданием является умирание по отношению к миру ценимых объектов. Новые идеалы тоже рождаются в муках. Одна из сторон смысла всей драмы становления видится сплошной грандиозной симфонией страдания.

Обретение желаемого объекта является рождением объекта для того «я», которое его добивается. Но процесс, посредством которого этот объект рождается, имеет место в поле напряженности желания. Когда есть желание, есть жажда и голод, а это состояние страдания. Затем, когда желаемый объект родился (возник для данного индивидуума, став собственностью), он тут же начинает умирать, ибо его больше уже не желают. Обретение становится скукой. А это опять страдание.

Привязанность к объектам в любом случае является состоянием страдания, которое лишь ненадолго озаряется удовлетворением в момент успеха. Но удовлетворение это родилось, чтобы цвести лишь быстротечное мгновение, а затем увядать в долгом умирании скуки. Над сознанием, сосредоточенным на мире, страдание властвует безраздельно.

33. В состоянии равновесия, где рождение отменяет смерть, познаётся бессмертное блаженство нирваны.

Рождение и смерть нанизаны на непрерывность Жизни, которая не рождена и никогда не умрет. Жизнь не приходит в бытие с рождением и не прекращается со смертью. Рождается и умирает лишь живущий объект[122]. В конце концов, смерть просто уравновешивает собой рождение, а то, что лежит в их основании, остается незатронутым. Здесь вечно и неизменно царит равновесие. Когда самосознание пребывает в Жизни, являющейся основой всего, рождение и смерть воспринимаются просто как аннулирующие друг друга и поэтому не имеющие реальности. Так что страданий нет – есть лишь вечное блаженство неумирающей жизни. Это и есть нирвана.

34. Но Безобъектное Сознание – это не страдания и не блаженство.

Страдания и блаженство суть ощущаемые или воспринимаемые состояния, но само ощущение и восприятие принадлежат чистому Сознанию, на которое не влияет его содержание. Это универсальная опора; подобно Пространству, она остается той же, какой бы ни была природа поддерживаемого. Когда самосознание сливается с чистым Сознанием, исчезают все разновидности и специфические цвета сознания. А следовательно, нет ни страдания, ни блаженства, но – лишь вечная возможность.

35. Из Великой Пустоты, которая есть Безобъектное Сознание, творчески проецируется эта Вселенная.

То, символом чего здесь является «Безобъектное Сознание», издревле называли «Великой Пустотой». Это шуньята