Не помня себя, она крушила черепа, разбивала грудные клетки,шагала через трупы. Добрыня все еще рубил, крушил, щит на его локте тожеоружие: принимая на себя прыжки огромных зверей, тут же при удобном случаекраем раскалывал головы, ломал лапы и грудные клетки.

— Добрыня, — выдохнула она. — Добрыня…

Он прорычал, задыхаясь:

— К спине!

— Чего? — переспросила она.

— Спиной к спине! — рявкнул он.

Она поняла, какое слово он проглотил, не добавил, все-такигерой, торопливо повернулась к нему спиной. Ее лук весь в крови и слизи, тетивалопнула, но древко держалось, пока даже не треснуло, и Леся проворно била имкак простой палкой или же тыкала острым концом.

Трижды песиглавцы отступали. Всякий раз Леся страстнонадеялась, что вот оно, спасение, не могут же вот так зазря класть головы.Добрыня, с трудом переводя дыхание, предостерег:

— Будь… наготове…

— Еще не все?

— Они не отступают, — прорычал он свирепо, но всильном голосе уловила смертельную усталость.

Дышал Добрыня тяжко, с надсадными хрипами. В нем свистело игудело, как в печной трубе. Меч упер острием в землю, отдыхая, но щит с локтяне снял, только опустил бессильно вдоль тела.

— Не станут же класть столько голов? — крикнулаона в страхе. — Вон сколько…

На тот путь, которым она добралась сюда, боялась оглянуться.Сумерки поползли по долине.

Голос Добрыни прозвучал мрачно:

— Эти песиглавцы… Они приносят по пять щенков зараз.

— Но они ж… они ж люди? — вскрикнула она.

— Только не в полночь, — донеслось егомрачное. — И не… когда рожают.

Леся видела, как из леса появляются все новые фигуры.Все-таки это люди… или почти люди. Ростом со среднего человека, одеты в шкуры,как одевается большинство пастухов или лесных людей. На кожаных поясах изсыромятной кожи болтаются ножи из камня. Но у одного-двух из настоящего железа.Или бронзы — не рассмотрела из-за тусклого блеска.

Кольцо из песиглавцев медленно сужалось. Передние ряды поднапором задних делали крохотные шажки. Леся отчетливо различала продольныенечеловеческие зрачки в желтых, как янтарь, глазах, даже не звериных… у зверянет в глазах столько ненависти!

— Держись, — предупредил Добрыня. — Сейчаскинутся…

— Добрыня, — произнесла она жалким голосом. Кщекам прилила кровь, она опустила глаза, радуясь, что прекрасный герой не видитее смущения, ее румянца, опущенных долу ресниц. — Добрыня… Еще как толькоя вышла из леса… Ну, когда ты, побитый и грязный, сидел на седальном камне…

Добрыня прервал:

— Защищайся!

Песиглавцы бросились со всех сторон разом. Леся,задохнувшись на половине важного слова, с такой яростью ударила ближайшего, чточереп разлетелся, как осколки глиняного горшка, а ее лук по косой снесполголовы и второму. Теперь она била, ломала им кости, губы сжала плотно, а втеле поселилась настоящая, почти мужская ненависть.

Руки ее ныли, а когда она замахнулась в очередной раз,красные брызги сорвались даже с локтей. Руки покраснели от крови, в трех местахона видела следы от страшных зубов. Рваная плоть кровоточила сильно и страшно.

Добрыня уже не рычал. Она слышала его надсадное дыхание. Мечего поднимался с трудом, падал тяжело, как бревно. Щитом только прикрывался, авоющие песиглавцы хватались острыми когтями за доспехи, лезли на голову,срывали булатные пластины.

Он упал, слышен был хруст, вой, крики, Леся видела, какпрокатился огромный ком, распался, Добрыня поднялся на колени, страшный,залитый своей и чужой кровью. Меч остался под трупами, как и щит. Он с ревомподхватил одного, сломал о колено хребет, тут же напрыгнули новые темные тела,закат делал их багровыми. Добрыня рычал как зверь, песиглавцы тоже рычали ивыли, Леся слышала чавкающие удары, хруст, надсадное дыхание, на спинунавалилась такая тяжесть, что не удержалась на ногах. В шею больно впилисьострые зубы.

В осатанении она тоже хватала голыми руками, била, ломалахребты, раздирала пасти, выплевывала шерсть, топтала, а за толпой черныхпесиглавцев истекающее кровью солнце повисло над краем земли, небывалоогромное, а половина неба пылала ярко и страшно, словно вся кровь от боявыплескивалась на хрустальный свод.

Сквозь грохот крови в ушах она услышала стук копыт. Изкровавого заката вынырнули два пурпурных всадника. За одним развевался, какгигантские крылья, алый плащ, в руке блистал длинный меч, похожий нараскаленную добела полосу стали. Второй всадник, лица не углядеть, заходящеесолнце светит в спину, вскинул руку с огромной дубиной, грянул таким гремящимголосом, что дрогнула земля:

— Добрыня!

Леся с воспрянувшей надеждой забарахталась, встала наколени. Огромный воющий ком, внутри которого Добрыня, все еще раскачивался поземле. Под железным витязем оказывался то один, то другой песиглавец, но Лесяслышала в их вое торжество.

Неведомые всадники налетели, копыта промелькнули надголовой. Звонко зазвенело железо. Затем Леся слышала только страшныенечеловеческие крики, что слились в единый вой гибнущих тварей, лязг металла ихруст костей.

Поднимаясь с колен, она видела, как сильно и страшно рубилиневедомые всадники. Песиглавцы падали разрубленными тушами прежде, чем успевалипонять, что их что-то поразило, а второй всадник так же молниеносно и страшнокрушил гигантской палицей, Леся слышала отвратительный хруст костей, чавкающиеудары, а кровь брызгала так, словно всадник с силой бил по красному озеру.

Добрыню шатало, он поднимался с колен уже без шлема, впобитых и посеченных доспехах. Одна рука повисла как плеть. Кровь стекала полицу, волосы с правой стороны слиплись, щеку и шею залило кровью. Егораскачивало, глаза смотрели невидяще.

Она подбежала, подставила плечо.

— Добрыня!.. Кто эти люди?

— Не… зна… ю, — просипел он.

— Один из них выкрикнул твое имя! Я слышала…

Держась за ее плечо, он осмотрелся диким взором. Лесяобхватила его за пояс, удерживала, хотя у самой от потери крови в глазахтемнело, а к горлу подступала дурнота.

Оба воина гнали и топтали песиглавцев. Багровое солнцеопустилось за край земли до половины. Когда незнакомцы возвращались с тойстороны, их лица казались темными, а сами они — подсвеченными багровымогнем, вышедшими из этого небесного огня.

— Кто эти герои? — спросила она Добрыню.

— Погодь. В глазах потемнело…

Один всадник, не останавливая коня, нагнулся. Острие мечадостало спину распростертого песиглавца. Тот вскрикнул, дернулся и захрипел всмертной муке. Воин засмеялся, вскинул голову. На Добрыню взглянули знакомыеглаза…