Добрыня непонимающе огляделся. Белесые тела мелькали захатами, а на дороге и перед домами корчились в лужах слизи разрубленные… дажене тела, а куски тел, разрубленные так страшно, что он сам смутно подивилсясобственной ярости.

— А где же…

— Уходим! — закричала она. — Пока они непридумали что-то еще!

Снежок, снова не дожидаясь решения тугодумного хозяина,потрусил вслед за кобылкой Леси. Та не дралась, как он, не била копытами и нервала зубами, не кидалась из стороны в сторону, сил больше, неслась вскачь,стараясь уйти как можно дальше.

Меч вдруг потяжелел настолько, что рукоять, как живая рыба,пыталась выскользнуть из облепленных слизью пальцев. С трудом попал в ножны,длинное лезвие с облегчением скользнуло в щель, рукоять звонко щелкнула ожелезное кольцо.

От слабости в глазах потемнело, он несколько мгновенийнепонимающе смотрел в черноту, а в ушах стоял тонкий комариный звон. Доспехидавили на плечи, сжимали грудь. Он попытался вздохнуть глубоко, но тяжелоежелезо держало его внутри как в панцире слабое тело рака. Такое с ним бываловсего два-три раза в жизни: после страшных изнуряющих боев, что длилисьнеделями, тогда он падал и отсыпался по трое суток кряду. Но сейчас чертовыотморозки задержали его вряд ли больше чем на пару часов… чары, черные чары!

Лицо Леси было таким же бледным, как у отморозков, толькоогромные, как блюдца, глаза постоянно косили в сторону, пытаясь заглянуть заспину.

— Неужто вырвались? — проговорила она дрожащимголосом. — Разве из лап отморозков…

— Наверное, мы первые.

Впереди раздался низкий тягучий звук. Конь Леси присел накруп, пятился и мотал головой. С удил летели клочья желтой пены. Снежок фыркали пытался отступить. Глаза его стали испуганными.

— Это что же… — крикнула Леся испуганно. —Волчья стая?

— Стая, — прорычал Добрыня, — только неволчья.

Он оглянулся. За спиной показалась толпа отморозков. Сдесяток на конях, остальные валили, как грязная стая зверей. Он чувствовал себязатравленным зверем, ибо справа отвесная глиняная стена, слева — болото.Броситься в болото, чтобы не попасть в лапы отморозков… или этих, завывающихвпереди… Не по-мужски тонуть, когда можно умереть от ран!

— Вперед! — закричал он страшно. — Вот оно!

— Что?

— Мой день!

Снежок пошел в тяжелый галоп, но каждый скок корочепредыдущего, вскоре конь перешел на шаг. Добрыня вытащил меч, левую руку проделв ремень щита. Тело ныло, отказывалось с прежней силой и ловкостью двигаться,разить, повергать, сокрушать врага, пока не останешься один, с горящими отжажды боя глазами и забрызганный до ушей чужой кровью…

— Какой день? — прокричала Леся.

— Мой! — ответил он страшным голосом. — Тотсамый!

Снежок, повинуясь наказу, сделал прыжок, затем затрусилрысью, перешел на грунь, а когда из кустов и словно бы прямо из-под земливынырнули темные фигуры, остановился как вкопанный.

Леся торопливо наложила стрелу на тетиву, выбросила рывкомвперед другую руку и отпустила толстое древко с гусиным пером в расщепе. Тут жезаблистала оранжевыми искрами полоса булата в руке Добрыни, а темная фигура, вкоторую Леся направила первую стрелу, вскричала таким страшным голосом, чтокровь застыла в жилах, а пальцы онемели, не в силах взять другую стрелу.

Зверь, который повалился на спину и пытался передними лапамивыдернуть стрелу из горла, не был зверем, а лапы не лапы, а руки! Заросшиешерстью, со страшными когтями на пальцах, но это человек, страшный иотвратительный, с желтыми глазами, остроконечные уши покрыты шерстью…

Песиглавцы, мелькнуло в голове панически. Страшный народ,который спустился с Карпат… и теперь идет по земле!..

Добрыню окружили со всех сторон плотным валом. Лесю пока незамечали или пренебрегали, на витязя бросались с диким воем, у многих в рукахблистали ножи. Острые зубы блестели в кровавом закате страшнее ножей, почтитакие же длинные. Леся успела подумать, как же умещаются в пасти, когдазакрывают, но руки уже заученно хватали стрелы, бросали на тетиву, щелчок порукавице, и тут же новая стрела выскальзывает из колчана…

Она никогда не стреляла, как воин, который обязан держатьпять стрел в воздухе, когда первая бьет в цель, но часто бывала на охоте, когдапо небу плывут гуси и надо ссадить как можно больше…

Ее пальцы безостановочно хватались за оперенные концы,легкий стук о дерево лука, рывок и тут же щелчок тетивы. Песиглавцы не простопадали под ее стрелами, их отшвыривало, словно каждая стрела бьет с силойоглобли. А Леся, стремясь сохранить рассудок, старалась вообразить себе, чтостреляет просто в волков, обыкновенных волков, только ставших человеками, новсе же волков, вон и уши волчьи, и глаза желтые…

Залитый кровавым закатом, Добрыня выглядел вынырнувшим из озеракипящей крови. Доспехи горели как жар, меч блистал с такой скоростью, чточеловек казался окруженным мерцающей стеной булата. Песиглавцы набрасывалисьяро, всюду дикий вой, от которого трещал череп, Леся чувствовала, как в головеболезненно лопнуло, из носа поползли теплые струйки. На губах стало солоно.

Внезапно Добрыня пошатнулся, Леся вскрикнула, застыла сострелой в руке. Снежок хрипел, брыкался и лягался, разбивая крепкими копытамичерепа, хватал зубами, но песиголовцы хватали за ноги, за живот, конь страшнокричал, Леся видела обращенные в ее сторону обезумевшие от боли, умоляющие опомощи глаза.

Вой стал громче. Передние ноги Снежка подломились в коленях.Он ткнулся мордой в землю, начал заваливаться на бок. Добрыня успел соскочить,меч с треском рубил, рассекал, сносил, красное лезвие образовывало мерцающуюзавесу по бокам и даже за спиной. Пальцы Леси шлепнули по медному краешкуколчана.

Страх пронзил все тело, тула пуста, а в это время Добрыня,что яростно рубился над телом павшего Снежка, заревел страшным голосом идвинулся вперед. Щит трясся под ударами, а меч вращался чаще, чем крыльямельницы в ураган. Песиглавцы бросались десятками, вокруг Добрыни нарастал вализ темных мохнатых тел. Когда с усилием делал шаг, приходилось отпихивать наседающиетела и переступать через залитые кровью туши.

Возможно, он хотел увести от Леси подальше или просто не могне идти вперед, если рука все еще сжимает рукоять меча, но Леся, в страхе, чтоэтот блистающий герой исчезнет, сама закричала пронзительно, бросиласьвдогонку.

Пять или шесть темных фигур тут же выросло на ее пути. Онауспела рассмотреть оскаленные рты, вполне человеческие лица, только прикрытыешерстью, да глаза — желтые, волчьи, зрачки не точками, а черточками, а ушивовсе волчьи.

Они накинулись разом, по-волчьи, она стиснула челюсти иначала отмахиваться луком. Череп первого же песиглавца треснул, как скорлупапереспелого ореха. Брызнула кровь, а Леся, торопливо разворачиваясь, билавправо и влево, била зло, не рассуждая, била в страхе, что сверкающий геройуйдет, исчезнет, вон доспехов уже почти не видно…