К приходу из школы сына вся подготовительная часть была выполнена. Доски обрешетника на крыше были полностью очищены, внизу во дворе раскатаны три рулона рубероида и заготовлены дрова для костра.

– А вот и наш главный работник пришел, – поприветствовал я сына, – тот, кто у нас любит костры разжигать и гудрон растапливать.

– Здрасьте, дядь Саша, – обратился мальчишка к Пинкевичу. – Сейчас, я по-быстрому, только переоденусь.

Уже через двадцать минут костер весело пылал, а в подвешенном над огнем большом ведре уже плавилась смола, от которой поднимались клубы черного дыма. Втроем мы быстро закатали рубероидом половину крыши. Сын при этом, стоя на лестнице, подавал мне ведро с кипящей смолой, которой мы заливали стыки укладываемых внахлест листов рубероида.

Миша подложил в костер дров и поставил на огонь следующее дымящееся ведро с гудроном, когда от соседского забора донесся истошный женский крик:

– Ты что же это удумал, уголовная твоя рожа! Я тут стирку, понимаешь, затеяла, а он коптить на весь свет начал.

Над забором появилась голова в завязанной назад косынке, из-под которой выбивались рыжие волосы.

– Не обращай внимания. Это соседка наша, баба весьма склочная. Работает она в магазине продавщицей, и у нее сегодня тоже, как назло, выходной, – тихо пояснил я Пинкевичу.

Меж тем соседка, увидев, что с ней никто не хочет общаться, заголосила еще пуще, высунувшись из-за забора уже по грудь.

– Я все про тебя знаю, и про шабашки твои, и то, что ты у нашего государства воруешь!

Но тут ее свирепый взгляд наткнулся на Пинкевича, поднимающего упавшую строительную рукавицу.

– А этот, что с тобой, такая же рожа бандитская. Видела я его вчера… В костюмчике, в плаще и при шляпе. Пахан ваш, видать, на зоне вместе сидели. А к нам его чего занесло, ограбить кассу нашу удумали… А ты на меня не зыркай, бандюга! – вызверилась она на начинающего терять терпение Пинкевича.

– Сейчас у тебя будет тот, кому положено документы проверить, – чуть подумав, заявила поборница социалистической законности, слезая с приставленной к забору лестницы.

– Саня, она к участковому помчалась. Он минут через тридцать появится. Он с ней в доле. Да самогоном она из-под полы приторговывает в своем магазине, а он ее прикрывает. Ну, и имеет с этого. Кстати, крови этот участковый мне с ее подачи тоже немало попил.

Высокий представительный старшина появился у нашей калитки даже раньше, чем я ожидал.

– Заходите, там открыто. Собаки во дворе нет, – крикнул я с крыши, принимая от сына очередное горячее ведро с кипящим в нем черным варевом.

– Гражданин, попрошу предъявить ваши документы, – хорошо поставленным ровным голосом произнес старшина, пристально глядя на Пинкевича.

– Давай, предъяви свою ксиву гражданину начальнику, а мы тут уже и без тебя управимся. Миша, давай залезай на крышу, костер потом потушишь, – обратился я к сыну.

Услышав блатное выражение, старшина недобро взглянул на меня, но ничего не сказал и прошел в дом следом за Пинкевичем. За всей этой картиной злорадно наблюдала соседка, гордо возвышаясь над выкрашенным в зеленый цвет забором. Но все хорошее когда-нибудь кончается. В этом случае уже минут через десять, когда из наших сеней пулей вылетел как маков цвет лицом старшина и рыкнул на явно не ожидавшую такого исхода дела осведомительницу:

– Гражданка Никанорова, вы ответите за ложный вызов и через час чтобы прибыли в отделение милиции! – Затем повернулся ко мне и, приложив руку к фуражке, смущенно проговорил: – Вы уж извините, что так вышло, и не держите на меня зла.

Я в ответ только махнул рукой.

– Чем ты его так напугал? – спросил я вышедшего через несколько минут Пинкевича.

– Тем, что он может из милиции вылететь через двадцать четыре часа, если до вас с Айжан продолжит докапываться и торговлю самогоном покрывать, – без улыбки серьезно ответил мне друг. – Все, закончили мы с ремонтом твоей крыши, так что давай собираться в дорогу.

* * *

Я не отрываясь смотрел на проносящиеся за окном нашего купе сосновые перелески и березовые рощицы. На столе тоненько позвякивала ложка в стакане с чаем, который несколько минут назад нам принес проводник. Мы с Пинкевичем ехали вдвоем, наши два попутчика оба вышли в Куйбышеве.

– Витя, я хотел спросить, еще как только приехал, – отхлебывая чай, заговорил Пинкевич. – А почему вы с Айжан кур не держите, ну, или гусей? Козу опять же можно, яйца и молоко всегда на столе были бы.

– Эх, Саня, ты что, в родной деревне не бываешь, что ли? – с горечью вырвалось у меня. – Этот гад Хрущев такие налоги на домашнюю живность и фруктовые деревья установил, что никаким царским эксплуататорам и не снилось. Сейчас власть в стране вроде бы поменялась, но кто его знает, что там дальше будет. Ну а мы худо-бедно все-таки живем. Зимой мы с сыном на зайцев петли в лесопосадке ставим… Они туда приходят объедать молодые побеги, целую тропинку натоптали, – улыбнулся я, вспоминая, как сын с гордостью принес свою первую добычу. – Летом, когда пшеница поспевает, на сурков петли ставим. У них мясо жирное, они зерном питаются. Опять же, по весне мы в степи не только тюльпаны собираем. Степных шампиньонов у нас пока хватает. Айжан их и солит, и жареные маслом заливает. Ну и мне когда подкалымить удается… Ну, ты сам у нас за столом пельмени с мясом ел и грибы… Наша семья-то выживет, меня в спецшколе ОМСБОНа этому учили, сам ведь знаешь… А вот в стране при нынешней власти с продовольствием лучше не становится. Хрущевское освоение целины – это ведь явное вредительство в чистом виде!..

– Почему это, объясни толком, – перебил меня Пинкевич.

– А потому, Саня. Я хоть по образованию не агроном, но все-таки в сельском хозяйстве работаю. Есть такое понятие, как зона рискованного земледелия. Это как раз относится к Оренбургской, Челябинской, Курганской области и к северу Казахстана. У нас раз на раз урожай не приходится. Да, в один год можно получить хороший урожай твердых сортов пшеницы, зато два последующих года будет жара без дождей, и весь урожай сгорит на корню. Я такое уже наблюдал, когда только начал шофером работать. Да и тот урожай, который вырастили в распаханной степи… У хрущевского окружения ума-то не хватило, чтобы хранилища для зерна построить. Или, наоборот, так сделали, чтобы половина урожая сгнивала… И самое страшное, что Хрущев полностью загубил сельское хозяйство в Центральной России. Людей оттуда отправили в Казахстан целину поднимать… А на этих землях ветра бывают сильнейшие, кара-чумыс