– Не торгуйся со мной, смертная! Уступлю в последний раз. Соглашусь на три, – колдун упирается ладонями в столешницу, подаётся вперёд и пытается запугать грозным тоном.

– Два, но ещё сбитень тебе налью, – отрезаю я.

Он вновь откидывается на спинку стула, от резкого движения из-под рубашки колдуна показывается украшение – несколько кристаллов в железной оправе на кожаном шнурке. Мой взгляд сам собой устремляется к схожему по цвету кристаллу в посохе. Может, и это живая вода Декабря?

Мгновение, и колдун прячет свою подвеску обратно, явно не желая, чтобы её кто-то видел, а затем скребёт пальцами подбородок, раздумывая над полученным предложением, словно это самое важное решение в его жизни. Я сдерживаю смешок, наблюдая за его трудностями с выбором. В действительности я отдам ему все пироги, но забавно видеть, как он верит, что я отберу его любимую еду. Наверное, поэтому он мне так нравится, напоминает Илью.

– Хорошо, – сдаётся он, а я отхожу, чтобы налить ему обещанный напиток. – Ноябрь тот ещё шутник. Одолев нас, он понял, что его победа временна. Пройдут года, и части наших душ снова соединятся. Я выпил меньше всех принесённого хмеля и единственный после разделения души собрал в себе силы и принял вновь физическую форму. В этом жалком теле, ослабленный, я не ровня Ноябрю. Но я хотел защитить братьев. Первые половины оставил здесь, чтобы помогали они мне хранить лес в холоде, а вторые их половины решил скрыть под столь толстым льдом, что осенним братьям не разбить.

Я тихо ставлю перед колдуном кружку со сбитнем и обещанные пирожки с грушей. Сажусь напротив, внимательно слушая рассказ.

– Но прежде чем метель успела тут всё заморозить и изгнать Ноябрь подальше от озера, прежде чем лёд достаточно окреп, брат осенний вложил в него свой полусгнивший кленовый лист, и тот вмёрз в ледяной покров.

– И этот лист тебе мешает?

– Да. Он уже начал гнить и хранил мёртвую воду. Этот ледяной покров теперь не разбить не только Ноябрю, но и мне.

– А летние братья не могут растопить его?

– Июлю, возможно, это под силу, но летние месяцы могут здесь всё уничтожить, пока наши души разделены, нам нельзя встречаться. Они знают об этом и благоразумно держатся от меня подальше.

– Тогда как его разбить? – не выдерживаю я.

– Когда Ноябрь положил кленовый лист, он его заговорил шуткой. Сказал, что оставит мне лазейку, но и не лазейка это вовсе, а насмешка. Наложил чары, что тот лёд добровольно разобьёт смертная невеста, принадлежащая зиме. Наверное, повеселился Ноябрь, выдумывая подобное, ведь люди и раньше зиму не жаловали. А ещё больше он посмеялся, когда разнёс среди смертных весть о том, что зимой рождаются колдуны и их нужно оставлять в лесу. Люди бросали детей на территории Ноября, так брат всех претенденток находил быстрее меня и удостоверялся, чтобы не осталось смертных, кто мог бы мне помочь.

– Но ты говорил, что кого-то тебе удалось спасти.

– Удалось, – соглашается колдун. – Но ни одна из спасённых девочек не вернулась, ни одну из них зима не притянула назад. Я же более выйти за пределы леса не могу.

– А последняя девочка?

– Тот ребёнок… Возложил я на неё некоторые надежды, хоть и ноябрьская она, но и зимой тронута. Однако минуло восемнадцать лет, а девочка не вернулась. Зима и её не позвала. Может, и не было смысла её спасать, но я в качестве мести решил её отобрать у осенних братьев, так же как они часто поступали со мной, лишая возможности найти настоящую зимнюю невесту. Поэтому забрал я осеннюю и зову своей в насмешку над Ноябрём и Октябрём, что до сих пор злятся на то, как легко оказались мной одурачены.

– Ты не думал, что она – это я? – больно прикусываю язык, но сказанного не воротишь.

– Думал, но, схватив тебя в первый раз, не ощутил ничего. Нет в тебе ни присутствия зимы, ни осени. Ещё ты сказала, что волосы твои каштановые, но какая разница, правда всё это или нет. Главное, что я не чувствую в тебе того, что должен почувствовать в нужной невесте, – колдун заканчивает ужинать и вытирает руки о полотенце, я наблюдаю за его спокойными движениями.

Он смирился.

Вспоминаю, как отчаянно он колотил топором по льду. Сколько раз ему мерещилась трещина и он вновь начинал надеяться?

Колдун поднимается с места, неожиданно подходит ближе. Ахаю, когда он разворачивает к себе стул вместе со мной, будто я ничего не вешу. Опускается на корточки напротив и берёт мою левую руку в свои. Бережно гладит синяки, прося прощения за боль. Иногда его пальцы замирают на яшмовом кольце, но больше он не пытается его отобрать.

– Я благодарен тебе за заботу, Яра, – я вздрагиваю, впервые слыша своё имя из его уст. Думала, что он и не запомнил его, посчитав абсолютно ненужным. – И поэтому рад, что ты не тот ребёнок.

– Почему?

– Потому что мне неизвестна ваша смертная любовь. Несчастна будет моя невеста, – он улыбается ласково и печально. Он ещё не успел её найти, ту девушку, а уже сожалеет о том, что может сделать не так. – Если Март не успеет, а снега начнут таять, я исчезну раньше, чем след золота с тебя сойдёт. В то мгновение садись на свою Ягодку, княжна, и скачи так быстро, как можешь. Я не узнаю, выбралась ты или нет, но буду верить, что у тебя получится.

Я не представляю, что ответить на эти слова. Хочу поблагодарить и сказать, что он заблуждается, считая, что не знает любви. Ведь зачем тогда ценой своей жизни хранит души своих братьев, зачем каждый день хоронит мёртвых и кормит живых. Хочу, чтобы он забрал слова о своём исчезновении назад и не заставлял меня чувствовать, как слёзы собираются в глазах. Я плачу тихо, чтобы колдун не слышал. Он не касается моих щёк, не проверяет, но словно догадывается: поднимает руку и гладит меня по волосам. Неловко и неумело. Как если бы делал это впервые в жизни и слишком боялся причинить мне боль.

Ночью, убедившись, что колдун заснул, я выхожу из избы. Беру с собой свечу и металлическую кочергу, решившись на глупый поступок. Замираю на мгновение, оглядывая темноту вокруг, но оставляю сомнения и иду к заледеневшему озеру. На берегу нахожу крепкую на вид палку толщиной с моё запястье и тоже беру с собой.

Мешкаю только с первым и вторым шагом. Ступаю на лёд аккуратно, но, не ощутив опасности, иду дальше. Прохожу метров пятьдесят, нервно сглатываю, глядя назад на берег. Запрокидываю голову к затянутому облаками небу, те кажутся грязными на фоне тёмного свода. Пытаюсь отбросить тревожные мысли о том, что будет, провались я в воду.

Опускаю взгляд под ноги, всматриваюсь в ледяную, почти чёрную синеву, хоть что-нибудь разглядеть невозможно. Завораживающе прекрасное зрелище вызывает благоговение, которое усиливается страхом и неровным сердцебиением. Ночью здесь так тихо, что сейчас я не слышу ничего, кроме собственного дыхания. На всякий случай осматриваю берег в поисках нежеланных свидетелей, но ни колдуна, ни его Тени, ни даже животных нет.