Trepanation als Indikation von Schadeldachtrauma in prahistorischer und historischer Zeit // Abstracts des Workshops «Traumatologie», Gottingen, 12–13 Oktober 1995. S. 9—11.

• Seydel K. Antiseptik und Trepanation. Munchen. 1886.

• Strouhal E. Jungwirth J. Kunstliche Eingriffe an Schadeln aus den spatromischen bis fruhbyzantischen Graberfeldern in Sayala (Agypten-Nubien) // Anthropologie (Brno). 1981. XIX/2, S. 149–162.

• Sullivan R. The place of trepanation in proto-surgical practice in ancient Egypt // International Colloquium on cranial trepanation in human history, University of Birmingham, UK. 2000. P. 48–49.

• Teschler-Nicola M., Berner M. E. Zur Anthropologie der endneolitischer Funde aus Vucedol // Die Neandertaler und die Anfange Europas, Aus: K. Kaus, Gruber K., Eisenstadt. 1993. P. 61–78.

• Arnott R., Finger S. Trepanation. / Eds. Smith C. U.M. 2003. 408 p.

• Ullrich H. Eine ungewohnliche grose Trepanation aus dem Neolithikum Mitteldeutschlands // Varia Archaeologica. Deutsche Akademie der Wissenschaften zu Berlin, Schriften der Sektion fur Vor— und Fruhgeschichte. B.16. Hrg. P. Grimm. Berlin: Akademie Verlag, 1964. S. 55—61

• Ullrich H. Trepanationen: Jahr tausendealte Schadeltrepanationen // URANIA. H.7. 1966. S. 22–23.

• Ullrich H. Entstehung und Ausbreitung der Trepanation in der Europaischen Vorgeschichte // Akten des anthropologischen Kongresses Brno (Tschechoslowakei). Brno, 1967. S. 256–259.

• Ullrich H. Artificial injuries on fossil human bones and the problem of cannibalism, skull-cult, and burial rites. // Man and his origin. Anthropos (Brno). 1982. Vol. 21. P. 253–261.

• Ullrich H. Kannibalismus im Palaolithikum. // Religion und Kult. Berlin. 1989. S. 51–71.

• Ullrich H. Schadeloperationen in der Steinzeit // Mitteilungen der Berliner Gesellschaft fur Anthropologie, Ethnologie und Urgeschichte. 1997. Bd. 18/ S. 17–32.

• Vlcek E. Genetische und palaoethnographische Aspekte der Mammutjagerpopulation von Dolni Vestonice // Man and environment in the Palaeolithic, Proceedings of Symposium Neuwied (Germany). 1995. Liege. P. 209–221.

• Vlcek E., Stloukal M. Neurosurgical Diseases in the Prehistory of Czechoslovak Territory // Vydalo antropologicke oddeleni Narodniho muzea v Praze u prilezitosti IV evropskeho neurochirurgickeho kongressu v Praze. 1971. P. 5—18.

• Yordanov A., Dimitrova A. Symbolic trephinations in Medieval Bulgaria // HOMO. 1991. Vol.41/3. P. 266–273.

Примечания

1

В православном богослужении священник вонзает копье в просфору со словами «яко овца на заклание ведеся», «яко вземлется от земли живот его» и «един от воин копием ребра его прободе и абие изыди кровь и вода», после чего смешивают в чаше вино и воду… Священник крестообразно разрезает вынутую часть со словами «жрется агнец божий, вземляй грех мира за мирской живот и спасение». Здесь сплетаются два мотива: воспроизведение событий смерти Христа и обычное языческое жертвоприношение (Всеволодский (Гернгросс) В., 1929, с. 223).

2

Выводы выдающегося советского рентгенолога и палеопатолога не так давно удалось уточнить при повторном исследовании хранящихся в Кунсткамере останков 25-летней женщины из Мурзак-Кобы (Медникова, 2018). В нем применялась цифровая микрофокусная рентгенография, позволяющая получить качественное контрастное изображение с увеличением, возможность, которой, к сожалению, не располагал Д. Г. Рохлин (Рис. 7). Так выяснилось, что частичная ампутация мизинцев произведена не за год, а за несколько лет до смерти. Кроме того, другую интерпретацию получил округлый шрам на черепе этой молодой женщины эпохи мезолита. Это не травма от удара, а след от поверхностной операции, т. н. символической трепанации или глубокой скарификации (эту культурную традицию мы рассмотрим позже в отдельной главе). Процедура производилась сверлением, рана хорошо зажила. По-видимому, в конкретном обществе ритуальные ампутации были частью женских обрядов инициации, ведь мужчина из того же захоронения таким испытаниям не подвергался. Но утверждать, что это был исключительно женский ритуал, было бы рискованно. Например, В. Я. Пропп (2002, С. 70–72) выделил отдельный фольклорный сюжет об отрубленном пальце, когда герой, часто мальчик, теряет палец, причем обычно левый мизинец. Иногда вместо пальца отрубается целая рука, например, в сказке «Косоручка», где девушке в лесу брат отрубает руку или обе руки (потом волшебно отрастающие). Итак, при обследовании останков молодой женщины эпохи мезолита были встречены последствия сложных действий. Эти события были разнесены во времени и отражали участие в разных обрядах посвящения. Об этом говорит демонстративный характер всем заметного повреждения рук и скрытый прической, «тайный» знак на голове – символическая трепанация. В жизни молодой и, судя по контексту погребения, замужней женщины были два момента перехода в новое экзистенциальное состояние: юношеская инициация и брак. Мизинцы, по-видимому, были ампутированы раньше, при переходе из мира подростков в мир взрослых людей, а шрамирование черепа – позднее, скорее всего, при вступлении в брак.

3

Сходные представления отмечены у индейцев хопи, у которых тело считается слепком земли и насчитывает пять вибрационных центров вдоль позвоночника. Символом нижнего центра, ниже пупа, служит змея, знак Матери-Земли, порождающей все живое. Этот центр связан с высшим вибрационным центром «копави», «открытой дверью на затылке», символом которого является антилопа. Антилопа и змея символизируют два начала жизни. При дыхании шевелится «копави», родничок, как у младенца. Пульсация родничка обозначает связь с высшими силами. Когда человек умирает, родничок раскрывается, чтобы душа могла покинуть тело.

4

Наука не стоит на месте. И в последние годы важнейшим методом изучения останков человека из археологических раскопок стал анализ древней ДНК. До самого недавнего времени считалось, что в сунгирских могилах были похоронены мальчик и девочка. Но благодаря палеогенетике стало известно, что это индивиды мужского пола, причем не самые близкие родственники. А продолжающиеся антропологические исследования множат свидетельства жертвенного характера сунгирских захоронений.

5

В Паласа-сыртском могильнике прикаспийской «страны гуннов» два женских погребения идентифицированы как захоронения служительниц культов. По сведениям Мовсеса Каланкатуаци от 682 г., среди этого населения выделялось сословие жрецов-чародеев, колдунов, знахарей, кудесников, служителей капищ и священных рощ, в функции которых входило врачевание, гадание и т. п. Рядом с телом одной из паласа-сыртских жриц был положен нож, очень напоминающий мадьярский инструмент.

6

«Мраморная пещера» (Куэва-де-лос-Мармолес) находится в 9 км к востоку от города Приего де Кордова в горах Андалусии, на высоте 900 м над уровнем моря. Пещера карстового происхождения с длинным коридором входа разделяется потом на несколько камер. Пол покрыт большими каменными блоками. Памятник исследуется с 30-х гг. XX в., причем многие археологические находки стали экспонатами частных разобщенных коллекций. В одном из отсеков были вскрыты останки семи человек, к сожалению, их точное местоположение восстановить сейчас не удается. Они представлены фрагментами черепов одного зрелого и двух молодых мужчин, одной зрелой