– Спасибо, батюшка, за слово доброе, а пуще всего за веру вашу в то, что выстоим, – поклонился ему Кощей. – Давайте, провожу вас.

– Куда проводишь? – удивился священник. – Я только поднялся. Вот обойду стену, поговорю с людьми, а там найдется, кому проводить. Или останусь тут, буду словом утешать. Мог бы, с луком али пищалью стоял, но силы уже не те. Все, что мне осталось – это молитва. Хотя, и она сейчас оружием стала. А ты ступай, Горынычу расскажи, что от него потребоваться может, да покажи заранее, где бочки, а где камни для него заготовленные.

Кощей еще раз низко поклонился старенькому священнику и поспешил вниз, где его Змей дожидался. Вроде ничего особенного не услышал, а словно дышать стало легче, камень с плеч свалился. Выдюжат они, отгонят врага, заставят в горы забираться. А в горах с ними сладить проще будет. Главное, не пустить к берегу Итиля, к Городцу не пустить. А подмога близко. В двух сотнях верст лагерь уже разбили, собираются силы. С южных да западных рубежей подходят, с севера на ладьях идут. Пешие да конные к крепости движутся. Пищали да пушки везут. Такой силой да не выстоять против супостата? Да с молитвой, с помощью богов, и кабы только родных, так послы тоже за победу войска молиться обещали. Не знает бог неведомый, с какой силой ему встретиться придется. Люди эти с молитвой да рогатиной на медведя ходят, а тут стены крепкие, оружие запасено. Хоть атакуй, хоть сиди в осаде, удерживай врага до прихода основных сил. Обещал он Елизару Елисеевичу время потянуть, сдержит свое обещание.

По дороге до избы, в которой разместили колдуна и несколько прибывших с ним воев, Кощей услышал какой-то шум. Повернув голову, он заметил там Елисея, что-то рассказывающего местным. Понятно, война войной, а вести из столицы людям знать хочется. И не те, что принесли с собой воины, а те, которые на базарах обсуждают. Понятно, сам царевич по рядам торговым не ходит, но все равно в курсе основных событий. Так что поведает и про бабку Матрену, о которой знают на триста верст круг Городца, и про Никитку, на которого начали вдовушки в летах заглядываться, ну и прочие сплетни не забудет упомянуть.

– Ты, главное, верь, – донеслось до Кощея. – Страшно, оно и во время орды было, и когда тевтоны ходили. Я тоже боюсь, но я верю. Богов много, они уберегут. Не важно который, важно, что они с тобой. Только ты им помоги, верь да молитву не забывай.

Надо же, подивился колдун, не сплетни парнишка рассказывает, а дух боевой поднимает людям. А им оно и радостно. Сами видели, что не просто так прибыл он в город, а над окружением с Горынычем прилетел. Значит, и после не будет за крепкими стенами отсиживаться, ожидая, когда можно будет вернуться к матушкиному подолу. Нет, видят люди, что специально он спешил с врагом сразиться, потому и верят всему, что говорит. А Елисей зря не будет рассказывать, что делать.

– А ты что скажешь, колдун, – окликнул его кто-то из толпы, окружавшей наследника, – сдержим врага, али придется в полон идти?

– Сдержим, – уверенно произнес Кощей. – Как не сдержать, когда и царевич с нами, и Горыныч тут, да и оружия мы с собой привезли столько, что самим страшно, как вооружились. Да еще под Саратовом войска собираются. Коли совсем туго станет, Горыныча отправим, он им передаст, что пора бы на помощь нам выдвигаться. Да тех, кого по дороге встретит, подгонит.

– Значит, сдюжим, – уверенно произнес вопрошавший, после чего вновь повернулся к царевичу.

Но что-то еще сказать не успел, потому как раздалось пение. Сначала тихое, оно становилось все громче, звук нарастал, а когда раздался перезвон колоколов с церквушки, и вовсе накрыл все пространство. Отдохнувший Горыныч выбрался на площадь и начал исполнять гимны. Люди начали переглядываться, сначала непонимающе, а после, словно вспоминали, какой день, принимались истово креститься и шептать молитвы.

Кощей и сам с трудом успевал следить, что же сегодня празднуется. И так особо чтобы богов не выделял. К каждому с поклоном приходил, но ему положено, колдун не может кому-то одному предпочтение отдавать. А вот люди больше к христианству тяготели, хотя и старых богов не забывали. Просто новые праздники им ближе были, ярче, красочнее, красивее в чем-то. Вот и сейчас раздались шепотки, что Радоница, а они забыли совсем с войском вражьим, будь оно не ладно.

– И до погоста не добраться, ироды дорогу стерегут, – сокрушалась одна из оставшихся женщин.

– А ты так помолись, помяни всю родню свою, а как прогонят наши вои супостатов, так все туда отправимся, – советовала ей другая. – А бабка твоя в положение войдет. Ты особо за нее помолись, глядишь, поможет с того света.

И смешно было от таких советов, и грустно. Смешно, потому что перед глазами вставала картинка, как бабка Матрена сидит на облаке и поливает с него противника отборной бранью, а то и плеваться начинает от переизбытка чувств. Грустно же, потому что на кладбище, скорее всего, прибавится могил. И хорошо, если лягут туда люди взрослые. Может и мальчонку какого который только и делал, что подносил воинам требуемое да помогал раненых спустить, зацепить шальной стрелой,. Покачав головой, Кощей свернул в церковь. Давно не заходил. С самой Пасхи. Но сегодня такой день, когда надобно. Отойдя в уголок, чтобы лишнего внимания не привлекать, он стал тихо молиться, вспоминать своих родителей, бабок и дедов, которых знал, и о которых только слышал, прабабок и прадедов, которых мог упомнить, вплоть до первого Кощея, присягнувшего на служение Московии.

Елизар Елисеевич внимательно выслушал доклад гонца, прибывшего из-под Саратова. Войска стекались к городу отовсюду: с севера, юга, запада. Османы, заслышав о беде, грозящей всем, прислали корпус янычар. Европейские княжества собрали большой совместный отряд, которого давно не видели, и заранее отправили послами будущих командиров, просить позволения пересечь границу и указать, куда людям двигаться для сбора и встречи неприятеля. А по Итилю уже двигался караван викингов, готовящихся как можно дороже продать свои жизни во славу Одина и заслужить трудом ратным место в Вальхалле.

– Что думаешь, царь, батюшка, – полюбопытствовал сидящий на другой стороне стола воевода.

– Думаю, что пора и нам с тобой выдвигаться, – усмехнулся правитель, поглаживая свою бородку. – Как все подойдут скоро.

– А ты куда собрался? – опешил Козьма Силыч. – Али не доверяешь нам с Кощеем? Вроде как всегда справлялись, а теперь нате вам…

– Да ты погоди, не злись раньше времени, – примирительно произнес царь. – Раньше какие у нас дела были? Басурман прогнать, да пока гоним, постараться ужалить сильнее, чтобы не повадно было к нам хоть пару лет заглядывать. А тут дело иное. И войско не в набег пришло, а чтобы потом на этих землях остаться. Как орда в свое время. И силы не простые. Ладно бы только люди сражались, ради каких-то там своих идеалов. Так еще и боги в этом деле замешаны. Опять же, иноземцы тебя и слушать не будут, да и объясниться ты со всеми не сможешь. Вот и получается, что сам я должен отряды вести.

Воевода нахмурился, но возразить не смог. Прав был Елизар Елисеевич. Не дело другим поручать такое, самому надобно во главе сил объединенных вставать. Потому и сына своего отправил в осажденную крепость. И царевны старшие тоже по этой же причине подле травниц да знахарок приставлены, помогают лекарства делать, бинты готовить. А при надобности сами в Саратов проследуют, будут там при раненых, коих в город привезут. И Марфа Матвеевна порывалась ехать, насилу Яга отговорила. Еще не хватало женщине в тягости за мужчинами ходить. Себя пожалеть не хочет, так о ребенке подумать надобно. Отговорили.