В его взгляде мелькнула благодарность. Что ж, он всегда знал, что она понимает его с полуслова, и это не изменилось ни с его, ни с ее стороны, и не могло измениться, наверное.

– Хорошо, – сказал он, поднимаясь из-за стола. – Через неделю вернусь – все обсудим.

– Куда ты едешь? – спросила Кира.

Она постаралась, чтобы в ее голосе не прозвучало излишнего интереса. Одно дело, если едет он куда-то по работе, другое – если отдыхать или путешествовать. С девушкой, может. В таком случае не ее дело этим интересоваться.

– В Арктику. На Северный полюс, – ответил Длугач.

– Куда?! – Кира чуть со стула не свалилась. – Зачем?

– Ну да, ты же бесцельных действий не признаешь. – Он улыбнулся той чуть заметной, не разгоняющей его сосредоточенности улыбкой, которую она так хорошо знала в нем. – Но это мое действие в общем целенаправленное. Хотя и приятное тоже.

Что может быть приятного в полете на Северный полюс, Кира не понимала. То есть это может быть интересным, конечно, но так и надо называть. И на чем туда лететь, кстати?

– Разве на Северный полюс самолеты летают? – спросила она.

– Самолеты всюду летают. Я на «АН-72» полечу.

– Это в связи с твоим холдингом? – сообразила Кира.

Длугач кивнул.

– Это же часть региональной авиации и есть, – объяснил он. – Полярная часть.

– Ты, может, и пилотировать эту полярную авиацию лично собираешься?

Летящий навстречу лес вспомнился ей при этих словах, и мертвая тишина в вертолетной кабине, и капли пота, выступающие у него на лбу, и его руки на штурвале… Она вздрогнула при этом воспоминании.

По взгляду Длугача Кира поняла, что он догадался, о чем она подумала. Странно – он был проще, чем она, прямее, грубее, но мысли ее он всегда читал легко, а она его мыслей не угадывала, если сам он того не хотел.

– Вряд ли мне дадут самолет в Арктике пилотировать, – сказал он. – Есть порядок – не положено.

В его голосе прозвучало такое явное сожаление, что Кира сейчас же усомнилась в том, что он смирится с этим порядком и будет делать лишь то, что положено.

Все это так обеспокоило ее, что отстраненность от него, к которой она уже привыкла, сделалась в ее сознании какой-то неполной. Она не успела понять, что это означает и как к этому относиться.

– Кира, – вдруг спросил Длугач, – у тебя няньки знакомой нету?

Этот вопрос ошеломил ее даже больше, чем его сообщение о полете на Северный полюс.

– А… зачем тебе нянька? – спросила Кира.

– Мне нянька не нужна. Но я сына привез. Из Финляндии. Для него ищу.

Она понятия не имела, что у него есть сын. Она прожила с ним год, ну пусть не совсем под одной крышей прожила, но все же. И за целый год он не сказал ей об этом ни слова.

«Все-таки правильно, что мы расстались!» – сердито подумала Кира.

А вслух спросила:

– Сколько ему лет?

– Двенадцать.

– Тогда уже не нянька нужна.

– Ну, гувернантка, бонна, как это называется? Из агентства прислали трех на выбор, но все дуры как на подбор. Одна вдобавок озабоченная, а пацану это дело еще рановато, я полагаю.

«Как его зовут?» – чуть не спросила Кира.

Но вовремя одернула себя. Ей нет дела, как зовут его сына. Тем более что он даже не посчитал нужным сообщить ей о его существовании. Она и как его жену зовут, тоже не знает.

Что у него есть жена, вспомнилось очень кстати. Охлаждает голову. Видимо, жена тоже приехала или вскоре приезжает. Не очень понятно, почему из Финляндии, но мало ли. Может, у них там дача. Финский домик. И вообще, ведь неизвестно даже, разошелся ли он с женой. Скорее всего, просто поссорились. В любой семье случаются размолвки, даже длительные, но чаще всего они проходят.

– Я узнаю про няню, – сказала Кира. – У моей подруги мама очень хорошая и как раз о работе спрашивала. Если она захочет, считай, повезло твоему сыну. Я ей дам твой телефон. Ее зовут Нора Маланина.

– Спасибо, – сказал он. – Только ты с ней постарайся прямо сегодня поговорить. Я завтра улетаю.

– Поговорю сегодня.

Кира пошла к двери. Кабинет у него был такой большой, что идти пришлось долго. Она чувствовала, что он смотрит ей вслед, и это тяготило ее. У двери она чуть помедлила – ей хотелось сказать, чтобы он все же не пилотировал этот полярный самолет. Но глупо было бы говорить ему об этом. И раньше-то глупо было квохтать перед ним клушкой, и уж тем более теперь.

Она вышла из кабинета, ничего ему не сказав и не обернувшись.

Если бы Кира могла себе представить, что накрасить глаза и сделать прическу это такое мученье, она ни за что не согласилась бы на визажиста. То есть на вот этого специального визажиста, которого привел фотограф из глянцевого журнала, где должно было выйти с ней интервью. Пошла бы в самую обыкновенную парикмахерскую, и причесали бы ее там, и накрасили. И не пришлось бы вот уже второй час выслушивать дурацкий светский бред, который нес голубой мальчик, занимаясь ее лицом.

– А Ксюша… А Божена… – доносилось до Кириных ушей.

Как она ни старалась отключиться, сделать это было нелегко. Мальчик гордился своей приобщенностью к жизни элиты и рассказывал подробности этой жизни с неизмеримым упоением.

Вперемежку с характеристиками светских персонажей он давал мимолетные оценки и Кириной неказистой внешности.

– В принципе, положено делать акцент или на глазах, или на губах, – размышлял он, перебирая коробочки с гримом. – Но в вашем случае это нецелесообразно.

– Почему? – все же не удержалась она от вопроса.

– У вас и то и другое маловыразительное, – разъяснил мальчик. – Поэтому и губы придется акцентировать, и глаза.

И зачем она, спрашивается, должна все это выслушивать?

– Зато волосы замечательные, – в утешение ей добавил визажист. – Выглядят как сложно колорированные. Даже не верится, что это всего лишь естественный цвет.

– У меня кошка точно такого цвета, – заметил фотограф.

Под весь этот бредовый щебет он расставлял вокруг Киры какие-то фонари и зонтики. Нельзя сказать, чтобы сравнение с кошкой сильно ее порадовало.

– Долго еще? – мрачно поинтересовалась она.

– Да, Сергунчик, шевелись давай, – поторопил и фотограф. – У меня следующая съемка через два часа, а ты тут завис.

Мальчик не обратил на его слова ни малейшего внимания.

– Вот так, пожалуй, хватит, – сказал он, разглядывая Кирины глаза.

Ей показалось, что предварительно он вымазал на них и вокруг них все краски, какие имелись в его коробочках.