Разведчики продолжали лежать неподвижно. Усман Салиев с ножом в руке смотрел вслед патрульным, на смуглом лице сверкали белки глаз. Саня Кучеренко застыл как в столбняке, зажав пучок травы, лицо побелело от напряжения.

– Что, испугался? — спросил его Слава.

– Не знаю. Может быть.

– Хорошо, что затвором не щелкнул. Конец бы нашей разведке. И вообще, никогда не смотри в лицо врагу, пока в этом нет необходимости.

– Писать хочется, аж живот свело, — пожаловался Кучеренко.

– Страх всегда на мочевой пузырь давит. Хорошо, что вытерпел, не обоссался, — очень серьезно, без тени насмешки, сказал Салиев. — Чего ждешь, отлей.

Саня кое-как расстегнул пуговицы, справил малую нужду и попросил:

– Вы уж никому не рассказывайте. Засмеют.

– Чего рассказывать? Штаны сухие, настроение бодрое.

– А ведь нам «языка» надо брать, — проговорил Фатеев. — Маркин очень настойчиво про склады с горючим и боеприпасами намекал.

– Они наверняка где-то в стороне, а скорее всего, под землей, — рассуждал Салиев. — Аэродром большой, считай, авиабаза, сегодня не меньше полусотни самолетов взлетали.

– И насчет ангаров тоже надо выяснить. Ну и прочее.

– Этих двоих мы бы все равно не взяли, — со знанием дела сообщил Салиев. — Они так напряглись, что на первый шорох огонь бы открыли. Это ты, Сашка, их загипнотизировал. Говорят, ты и девок так привораживать умеешь.

– Какие там девки, — не мог оправиться от смущения Саня Кучеренко. — Война ведь идет, не до них.

– Война в этом деле не помеха, — засмеялся Салиев. — Просто боишься ты их.

– Ничего я не боюсь, — ответил красивый баянист и добавил совсем уж невпопад: — Как война кончится, сразу женюсь.

– О-го-го, — уже не смеялся, а ржал Усман Салиев. — Долго тебе ждать придется.

– Завтра «языка» брать будем, — подвел итог Фатеев. — В это же время или ближе к вечеру. Маршрут у них длинный, если хватятся пропавших, то часа через два-три, не раньше.

Эта ночь была особенно холодной, чувствовалось приближение осени. Славка спал беспокойно, что-то бормотал во сне. Его трясло, наверное, простудился. Напарники положили Фатеева в середину, привалились с обеих сторон.

Проснулись на рассвете. На траве лежал иней. С аэродрома поднимался разведчик «Фокке-Вульф-189», значит, следом пойдут «Юнкерсы». Руки и ноги у всех троих затекли от холода. Сейчас бы по кружке горячего чая. Но когда Кучеренко взболтнул флягу с водой, оставленную на траве, там звякнули льдинки.

Предусмотрительнее всех оказался Усман Салиев, флягу держал за пазухой. Перекусили, запивая сухари и сало теплой водой, и снова принялись за наблюдение.

Аэродром жил обычной жизнью. Сновали техники, небольшими группами шли к своим машинам экипажи бомбардировщиков. На крыше радиолокационной станции медленно вращались локаторы, ощупывая небо. Фатеев прикинул: расстояние до нее составляет километра полтора.

Миномет калибра 82-миллиметра достанет сооружение, но вряд ли пробьет плоскую бетонную крышу, наверняка имевшую усиленную прочность. Если минометчики ударят точно, то решетки локаторов снесет, разломает на куски, но пункт управления уцелеет, он находится внутри, за толстыми стенами.

– Не возьмем мы центральную станцию, — шепнул Фатеев Усману Салиеву. — Стены не всякая пушка пробьет.

Салиев согласно кивнул, не отрываясь от бинокля.

– Развалим локаторы, и то дело. А вторую станцию можно из огнемета сжечь, она особняком стоит.

Ничего существенного за полдня не увидели, если не считать цистерну тонны на полторы, стоявшую в яме и замаскированную сверху камуфляжной сеткой. Разглядели ее в тот момент, когда заправщик доливал в нее бензин.

– На всякий случай держат, — пробормотал Фатеев. — Интересно, что во втором ангаре? Ворота закрытые, техники через дверь заходят-выходят.

– Вот я и говорю, что «язык» нужен, — бормотал Салиев.

– Сала отрезать по кусочку? — спросил он, откладывая бинокль. — Жрать что-то хочется.

– Ты же мусульманин.

– Ничего. Мы же с врагом воюем, силы требуются. Всевышний простит.

В этот день определили позиции, с которых можно вести огонь по аэродрому. Если миномет поразит цель и за километр, то ручные пулеметы на таком расстоянии малоэффективны. Можно поджечь бензозаправщик, ранить или убить фрица, но бронированные «Юнкерсы» не возьмешь.

«Языка» сумели добыть к вечеру. Это оказалось нелегким делом. Патрульные, ходившие за пределами аэродрома, держались настороже, подкрасться вплотную к ним было почти невозможно. Они держали оружие наготове, реагировали на каждый шорох и часто останавливались, всматриваясь в окрестности. Кроме того, патрули избегали участков, где деревья росли густо. Тропа пролегала, как правило, по открытой местности.

Саню Кучеренко с вещмешками и ненужными вещами оставили в кустарнике. Слава Фатеев захватил с собой «кольт», а ППШ брать не стал, слишком громоздкий. Усман Салиев всегда больше надеялся на нож. Автомат тоже не взял, ограничившись «вальтером».

– Пистолет знакомый, — сказал Фатеев. — По-моему, у Кулаева такой был.

– Ну а теперь мой. Удобная штучка, в кармане носить можно.

Бушлаты и ремни сбросили тоже, лучше нападать налегке.

– Сашка, если что пойдет не так, прикроешь, — инструктировали Кучеренко.

– Понял.

Патруль перехватили в небольшом перелеске. Если Усманов своими мощными руками сразу свалил фрица на землю, то Фатееву достался на редкость крепкий солдат. Стряхнул с себя Славку, схватился за автомат. Фатеев, кое-как дотянувшись, ударил его ножом в живот.

Немец согнулся, но автомат из рук не выпускал. С усилием передернул затвор, но сзади обрушился Салиев и покончил с ним одним ударом.

Труп затащили в кусты, «языка» связали и, собрав свои вещи, торопливо зашагали от аэродрома прочь. Отойдя на километр, сразу начали допрос, пока пленный не опомнился. Это был рядовой с круглой нашивкой наземной службы люфтваффе. Сначала отмалчивался. Салиев мрачно предупредил:

– Я ведь тебя сейчас резать стану. Ваши пилоты людей без разбора гробят. Им все равно, что бабы, что детишки. Думаешь, с тобой церемониться будем?

Кучеренко едва успевал переводить.

– Живым вы меня все равно не отпустите, — нервно заговорил пленный. — Какой смысл давать показания?

– А если дадим гарантию, что сохраним жизнь и захватим с собой?

Немец внимательно поглядел на Фатеева.

– Я не знаю вашего звания, но что-то человеческое в вас есть. Какой смысл вам тащить меня, рисковать? Проще пообещать, а потом прирезать.