Я вспомнила маленьких хобгоблинов, с которыми играла в детстве.

– Они вообще не опасны. – Я сказала это прежде, чем успела сдержаться. – То есть… А что он с ними сделает?

Жан-Люк изогнул бровь.

– Уничтожит, разумеется.

– Но почему? – Ансель настойчиво дергал меня за локоть, но я не обращала на него внимания, чувствуя, как начинает пылать лицо. Я знала, что пора замолчать. Я видела в глазах Жана-Люка знакомую искру – это было подозрение. Инстинкт. Мысль, которая уже скоро может окрепнуть и превратиться в нечто большее, если я не замолкну. – Они ведь безобидны.

– Они докучают земледельцам и по сути своей противоестественны. Истреблять их – наша работа.

– Я думала, ваша работа – защищать невинных.

– А лютены разве невинны?

– Они безобидны, – повторила я.

– Их не должно существовать на этом свете. Они рождены от колдовства и оживленной глины.

– А Адам разве не был слеплен из земли?

Жан-Люк медленно наклонил голову, разглядывая меня.

– Да… рукою Господа. Уж не хочешь ли ты сказать, что ведьмы обладают той же властью?

Я замялась, наконец осознав, что несу – и где нахожусь. Жан-Люк с Анселем оба смотрели на меня, ожидая ответа.

– Конечно, нет. – Я заставила себя посмотреть Жану-Люку в глаза, слыша, как кровь бурлит в ушах. – Я вовсе не это имела в виду.

– Вот и отлично. – Жан-Люк едва заметно и недружелюбно улыбнулся, а Ансель потащил меня к двери. – На этом и сойдемся.

Пока мы шли к лазарету, Ансель продолжал тревожно поглядывать на меня, но я не обращала на него внимания. Когда он наконец открыл рот, собираясь завалить меня вопросами, я сделала то, что мне удается лучше всего – ушла от темы.

– Кажется, сегодня утром здесь будет мадемуазель Перро.

Он заметно повеселел.

– Правда?

Я улыбнулась и толкнула Анселя плечом. На этот раз он не напрягся.

– Это очень вероятно.

– А она… позволит мне с вами навещать больных?

– А вот это уже менее вероятно.

Всю дорогу по лестнице он куксился. Я не удержалась и хихикнула.

Когда мы вошли в лазарет, нас поприветствовал знакомый успокаивающий аромат колдовства.

Давай играть, давай играть, давай играть.

Вот только я пришла вовсе не играть. Коко подчеркнула это, когда встретила нас в дверях.

– Здравствуй, Ансель, – сказала она бодро, беря меня под руку и ведя в палату мсье Бернара.

– Здравствуйте, мадемуазель Пе…

– До свидания, Ансель. – Она захлопнула дверь прямо у него перед носом. Я нахмурилась.

– Ты, между прочим, ему нравишься. Могла бы быть с ним и поласковей.

Коко плюхнулась на железный стул.

– Именно поэтому я его и не поощряю. Этот бедняжка – слишком хороший и славный паренек для такой, как я.

– Возможно, тебе стоит позволить ему самому это решать.

– Хм… – Она оглядела особенно неприятный шрам на запястье, а затем снова оправила рукав. – Может, и стоит.

Я закатила глаза и отправилась поприветствовать мсье Бернара.

Прошло уже два дня, но бедолага еще не скончался. Он не спал. Не ел. Отец Орвилль с целителями не представляли, почему он до сих пор жив. В чем бы ни таилась причина, я была этому рада. К его зловещему взгляду я уже успела по-доброму привыкнуть.

– Я слышала о мадам Лабелль, – сказала Коко. Верный своему слову, Жан-Люк провел беседу со священниками, а они, тоже верные своему слову, стали куда ревностней присматривать за новой целительницей после происшествия в библиотеке. Больше покидать лазарет она не смела. – Чего она хотела?

Я опустилась на пол возле кровати Берни и скрестила ноги.

Его белые округлые глаза следовали за мной все это время, а палец все так же постукивал по оковам.

Звяк.

Звяк.

Звяк.

– Предостеречь меня. Она сказала, моя мать идет за мной.

– Она так сказала? – Коко внимательно посмотрела на меня, и я быстро пересказала ей все, что вчера случилось. Когда я закончила, она уже бродила кругами по комнате.

– Это ничего не значит. Мы и так знаем, что она идет за тобой. Ясное дело, она ведь хочет тебя поймать. Она необязательно знает, что ты здесь…

– Ты права. Необязательно. Но я все равно хочу быть готова.

– Конечно. – Коко бодро покивала, качая кудрями. – Тогда за дело. Заколдуй дверь. Узором, который не использовала прежде.

Я встала и подошла к двери, потирая руки и пытаясь их согреть. Мы с Коко решили заколдовывать дверь на время тренировок, чтобы никто не подслушал наши разговоры о ворожбе.

Подойдя, я силой воли заставила знакомые золотые узоры появиться перед глазами. Они пришли на зов – туманные и вездесущие. Они касались моей кожи. Скрывались в моем разуме. Я стала перебирать их, выискивая нечто новое. Нечто иное. После нескольких минут бесплодных поисков я расстроенно всплеснула руками.

– Ничего нового нет.

Коко подошла ко мне. Как Алая дама, узоры она видеть не могла, но все же попыталась.

– Ты продумываешь все недостаточно тщательно. Исследуй каждую возможность.

Я закрыла глаза и заставила себя глубоко вздохнуть. Раньше воображать узоры и управлять ими было легко – так же легко, как дышать. Но не теперь. Слишком долго я скрывалась. Слишком долго подавляла в себе колдовство. Но ведь слишком много опасностей таилось в городе: ведьмы, шассеры и даже простые горожане умели распознать необычный запах ворожбы. И хотя отличить ведьму только по внешнему виду было невозможно, женщины без сопровождения всегда вызывали подозрения. Как скоро кто-нибудь сумел бы учуять мой запах после очередных чар? Как скоро кто-нибудь увидел бы, как я изламываю пальцы, и проследил бы за мной до дома?

Я уже использовала колдовство в доме Трамбле, и вот куда меня это привело.

Нет. Лучше было совсем не применять магию.

Я объясняла Коко, что магия – все равно что мышца. Если упражнять ее регулярно, узоры приходят быстро, отчетливо, обычно по своей воле. Если же забросить тренировки, эта часть моего тела – та часть, что связывала меня с предками, с их прахом в земле, – слабеет. А каждая секунда промедления, пока раскручивается узор, могла стоить мне жизни от рук ведьмы.

Мадам Лабелль выразилась ясно. Моя мать была в городе. Возможно, она знала, где я, а может, и нет. Так или иначе, слабость я не могла себе позволить.

Будто услышав мои мысли, золотая пыль дрогнула, приближаясь, и мне вспомнились ведьмы с парада. Их безумные улыбки. Тела, беспомощно парившие вокруг них. Я подавила дрожь, и меня захлестнуло волной бессилия.