* * *

В больнице Бурашева положили в палату, где стояли восемь коек. Все они оказались заняты, кроме одной – у самого умывальника. На нее и указал врач. Привезли Александра как раз к обеду, но он отказался от приема пищи. Его тошнило и мутило даже от одного запаха еды. А когда старому деду, который из-за слабости не выходил из палаты, принесли обед в кровать, так Александра чуть не вырвало от громкого чавканья старика и запаха макарон с котлетой.

К счастью, Саше удалось быстро заснуть. Переживания последних дней подорвали психическое состояние, а тут еще и сотрясение мозга. Организм отключился от внешнего мира, чтобы быстрее восстановится. Проснулся Бурашев лишь к вечеру, когда пришла медсестра сделать укол в вену.

На следующее утро, при обходе, лечащий врач сообщил, что у Александра малое сотрясение мозга, и в больнице он должен пробыть минимум дней пять-шесть, а там, как покажут анализы. Доктор строго запретил вставать с постели и даже садиться. Выходить разрешалось только в туалет и в столовую. А в остальное время – строгий покой в лежачем положении.

– Иначе задержитесь здесь на месяц, как вон тот ваш сосед, – сказал звонко врач и кивнул в сторону молодого парня, играющего в шашки с мужчиной на кровати у окошка.

Парень услышал врача и повернулся в его сторону. Улыбнулся, сказал:

– Я уже давно здоров, доктор, просто на работу не хочется выходить. Мне лучше здесь покантоваться, чем на заводе впахивать.

– Кантуйся-кантуйся еще недельку. Потом все равно выпишем. Только смотри, не переборщи. А то к старости вспомнишь мои слова, когда голова будет раскалываться от любого изменения погоды.

– Все будет путём. Вы за меня не волнуйтесь, – улыбнулся парень.

Бурашев относился к своему здоровью бережно, поэтому лежал целыми днями в постели. Да и вставать ему не очень хотелось, потому что при ходьбе шатало в стороны, и кружилась голова. Только на пятый день, устав от горизонтального положения, он начал понемногу приподниматься в кровати и садиться, подмяв под спину подушку. Читать доктор ему не советовал, в связи с чем Бурашев большую часть времени молча наблюдал за остальными больными или, уставившись в одну точку и уйдя в себя, размышлял о жизни, о последних событиях, о Кате, о перспективах их отношений. К концу недели Саша почувствовал себя лучше и оставшиеся три дня большей частью сидел у окошка и смотрел на улицу. А поздними зимними вечерами, когда в темную палату через стекло в двери бледно и несмело из коридора проникал свет люминесцентных ламп, Бурашев предавался грезам о любимой, о доме на Волге, о богатстве, о детях. Рассматривал для себя различные перспективные задачи и ставил цели. И затем, как умелый лоцман, знающий фарватер, определял наикратчайшие пути, ведущие к осуществлению задуманного.

На шестой день лечения неожиданно в палату к Александру с полным пакетом фруктов зашел Кузнецов.

– А вот, где ты спрятался, партизан! – Иван осветил палату своей широкой лучезарной улыбкой, – А я на следующий день, как тебя скорая забрала, не стал звонить. Посчитал, что не стоит тебя беспокоить больного, вдруг ты спишь. Во второй день я тебе все-таки пару раз позвонил. Но ты мне не ответил. Я предположил, вдруг ты опять спишь. Ну, а когда я в третий день позвонил, а ты не брал трубку, то я, конечно, опять подумал, что ты спишь. Но тут же выругался – «Сколько можно дрыхнуть, зараза». Ха-ха-ха. Только к концу недели я догадался, что ты мог оставить телефон дома. Еле тебя нашел по справочной. Ну, как ты здесь, дружбан? Никто тебя не обижает? Медсестренки здесь хорошенькие? Мож и мне сюда прописаться на недельку, а? Глядишь, и жену себе заботливую подыщу, – Иван тараторил без остановки. Видно было, что он сильно обрадовался, встретив Бурашева румяным и выздоравливающим.

– А я уж и не ожидал тебя здесь увидеть, – сказал, добродушно улыбаясь, Бурашев, – Ну зачем ты так много фруктов мне принес. Я ж не осилю.

– Не осилишь – оставишь соседям по палате. Ешь, давай. Там витаминов куча. Поправляйся быстрее.

– Спасибо, Иван, – Бурашев взял сумку и поставил в тумбочку, – Пойдем в холл, посидим там, покалякаем.

Друзья прошли по коридору в комнату с диваном, двумя креслами и телевизором.

– Хорошо, кстати, выглядишь, – сказал Кузнецов, усаживаясь в кресло, – Как тебе здесь? Не надоело лежать?

– Пойдёт. Муторно немного, но ты знаешь, я для себя открыл, что больница – вещь в чем-то полезная. Тебя здесь кормят, поят, не дают тупеть от телевизора и запрещают читать. Остается либо болтать с кем-нибудь, либо думать. Лясы точить с незнакомцами я с детства не люблю, поэтому оставалось только одно – лежать и думать. В итоге, считаю, что время в больнице для меня не было зря потеряно. За исключением первых двух дней, когда тошнило и рвало, в остальные дни я о многом поразмышлял.

– Ну и чего ты здесь больной своей головой надумал? – улыбнулся Иван.

– Ты зря меня подтруниваешь. Мы, ведь, если так разобраться, очень мало думаем в жизни. Я не имею в виду работу, где надо думать, чтобы тебя не уволили. Я говорю сейчас, наверное, больше о философии, о своем пути, о мудрости, о жизни, о понимании природы. Мы же не хотим думать об этом или не умеем. Некоторые мои знакомые любят в компаниях, сидя у костра, пофилософствовать, поразмышлять вслух, но когда остаются одни, то отгоняют подобные мысли, потому что, вечно некогда рассуждать в одиночку на глобальные темы. Так что я пришел к выводу, что каждому человеку не помешает раз в пять лет побывать в таком месте, где можно было бы никуда не торопясь, поставить на место свои мозги и разобраться в жизненных ценностях.

– Интересный вывод. Пожалуй, я скажу на работе начальнику, что мне надо в больницу лечь – подумать о жизни. Ха-ха.

– Да иди ты. С тобой невозможно серьезно говорить, – махнул досадно кистью и улыбнулся Бурашев.

– Поговорим еще. Вот выписывайся быстрее, бери бутылку коньяка, приезжай в гости и тогда уж меня грузи своими мыслями. Ха-ха. А сейчас давай поговорим о чем-нибудь более легком. О медсестрах, например. Или о том, как вас здесь кормят, нормальные ли у тебя соседи по палате. А то мне скоро уже бежать надо. Пока в пробках назад доберусь, полдня пройдет. Мож чего нужно привезти? Ты мне только скажи.

– Нет, спасибо Иван. Все нормально. Кормят хорошо. Соседи тихие. Ночью спят, как убитые. Один только храпит. Но он в другом конце палаты и негромко похрапывает, а то я бы в него тапком ночью запустил бы.

– Ну а медсестры? Я в коридоре такую хорошенькую встретил, – подмигнул Иван.

– Медсестренки здесь красивые, фигуристые такие. Если получится, телефончик для тебя попрошу. Мне-то не надо, у меня Катя есть. Кстати, а она тебе случайно не звонила?

– Нет, Саня, никто мне не звонил, – участливо ответил Иван, – Я же с ней давно уже не общаюсь. Скорее всего, она тебе названивала на мобильный телефон или писала по инету. Так что, не переживай, приедешь домой, и месяц будешь разбирать ее письма.

Бурашев ничего не ответил, только дважды слабо кивнул, опустил глаза и повернул голову в сторону окошка, не желая мимикой выдавать своего расстройства.