— Хороший комендантский час, — прокомментировал я, кивая на усадьбу.

— А мы что сделаем? — Пробурчал полицейский и дальше взмолился. — Нам велено следить за порядком вокруг. Господа гусары, помилуйте. Уезжайте без скандалов.

— Так! Отставить! — Раздался меж прутьев через забор строгий женский голос.

Наталья вместе с Екатериной подскочили и высунулись.

Выяснилось, что наши знакомые барышни Третьякову так ничего и не сказали о гусарах. Пришлось лезть через забор в тёмном местечке. Скакунов вверили полиции охранять. Это чтоб они не зря службу несли, а с пользой. Головные уборы с саблями меж прутьев девицам передали и полезли. У одного из гусар шов лосин под пахом затрещал, когда ногу перебрасывать стал. Вот тут–то мы не выдержали и рассмеялись.

Барышни подхватили, привлекая внимание оторопевших гостей в саду. Оказалось, обе уже подвыпившие. Наталья сама на себя не похожа. Всю серьёзность со скромностью, как рукой сняло. Может, с прошлый раз я просто быстрее их дошёл до кондиции, поэтому не заметил разницы?

— А что празднуем–то? — Уточнил я у неё, когда руку поцеловал, проявив галантность.

— Как что, день рождения коменданта приморской столицы, господина Третьякова, — ответил за Наталью Михаил и взял её под руку.

— Юбилей, между прочим, — добавила Екатерина кокетливо и приняла ухаживания Вадима.

А ну да, война войной, а юбилей большого чиновника по расписанию.

Никто нас представлять хозяевам, видимо, не собирался. Растворились среди гостей, где гусар в званиях штабс–офицеров оказалось хоть отбавляй. Каждый третий гость майор или подполковник в парадном доломане, с каких только пылинки сдувать.

Похоже, вся знать, решившая остаться во Владивостоке, тоже здесь собралась. Господа в мундирах и костюмах, дамы в вечерних платьях до средней пышности. Благо хоть не увидел пока Небесной принцессы. Да и по атмосфере размеренности и равномерности гостей понятно, что императорской особы здесь нет.

Даже морские офицеры мелькают в белых мундирах, а меха–гвардейца ни одного.

Мои товарищи, как в своей тарелке: знают, где бокалы подцепить, где закусочки урвать, за какими столами посидеть, да беседы светские завести с одинокими графинями.

В особняк, где главные чины, мои товарищи не суёмся пока. Только в саду, да у берега пруда.

Я же, растеряв всех своих знакомых, решил отсидеться в гордом одиночестве в местечке менее людном и непопулярном. Пошёл бродить в задумчивости.

Не хочется ни с барышнями общаться, ни танцы танцевать. Гусары по дороге к усадьбе все уши мне про столицу прожужжали, будто я самый рьяный дамский угодник, их поддержу во всём этом. Мол, светский вечер сегодняшний — всего–то репетиция. А поначалу так хитро и аккуратно спросили, не был ли я случайно в Иркутске на светских приёмах. Ага, в детдомах или сарае на побережье Уссурийского залива, копейки считая с Фёдором. Иногда с дедом подтанцовывали всё же, когда лишняя копейка появлялась.

— Вот закончится в Приморье безобразие, — вещал Михаил мечтательно. — Поедем мы в Иркутск, на Байкал. Что нам Владивосток, портовый город, боевой да сирый. То ли дело Столица империи. Дворцов тьма, балы каждую неделю со среды по воскресенье. Барышень знатных с Европы и Азии тьма! На мундиры российские сами вешаются и в обмороки падают, чтоб ловил.

— А ещё там на байкальском льду такие представления на коньках артисты вытворяют, ууу, закачаетесь, сударь.

— Сто рублей за неделю размотать за милую душу, — посмеивался Вадим.

— Да ну! — Ахали товарищи. — Тогда танцы под гармонь и самогонку, да сельские барышни слаще будут… Точно, господа. Жаба она иной раз так душит поутру.

— Э нет, братцы. Иркутск — столица мира и лучших барышень! — Стоял на своём Михаил воодушевлённо. — Как говорил мой дед, лучше один раз попробовать царский торт, чем всю жизнь есть дрянную деревенскую кашу. Так что копите рубли, ваше высочество! Отпуск не за горами…

Забавные у меня друзья.

А в Иркутск действительно очень хочется. Может, когда–нибудь и соберусь.

Нашёл лавочку с видом на детские качели, прикреплённые к ветке дуба. Полукругом стена из кустарника, несколько клумб в больших мраморных фазах и песочница. Место, похоже, детское, никому не интересное. Вот только не учёл, что с балкона третьего этажа дома вид на это место и меня открывается хороший.

Что девушка на меня смотрит сверху, обнаружил не сразу. Худенькая, светловолосая, в платье белоснежном пышном на тонкую фигурку. Не успел толком рассмотреть, скрылась, как только голову на неё поднял. Показалось, что в прятки со мной играет. По впечатлениям лет четырнадцать–пятнадцать ей. И, кажется, где–то уже видел.

В саду оживление. Похоже, целая толпа из особняка вывалилась вместе с музыкантами. Заскучав за двадцать минут, я охотно двинулся посмотреть на виновника торжества.

Как и ожидал, суету навёл Третьяков, вышедший в белоснежном мундире на золотом декоре под руку с той самой девицей, наблюдавшей за мной с балкона. С ними ещё несколько солидных пар и сам адмирал Строганов, которого я сразу узнал. Зашагала «делегация» в сторону пруда, куда и народ стал подтягиваться со всех направлений.

Проявляя вежливость, двинулся и я. Угощенье с выпивкой так и не распробовал ввиду своей излишней скромности. Зато мои товарищи поклевали всё, где только можно, как голуби. Поэтому посчитал своим долгом хотя бы за них выразить главе этого дома благодарность и поздравить с юбилеем.

На небольшой площадке на бережке народ стал собираться. Куда и ринулись слуги с подносами, ломящимися от бокалов и закуски.

Запахло табаком и сладким кремом.

Конечно, Третьяков и вышел за поздравлениями, а также, чтобы лицезреть всех собравшихся нелегальных голодранцев. А их, как ветром сдуло.

Только я один, как честный дурак, стал пробираться в толпе поближе к коменданту города.

Вылез очень близко уже под горячие поздравления солидного господина. Тут же отметил для себя, что Екатерина живенько примагнитилась к своему отцу. Строганов довольный, явно уже подшофе.

Речи горячие, сердечные. Вскоре стихи пошли.

Как раз музыканты, встав на позиции, запиликали фоном.