– Нет, просто хотела кабинку со своим именем! – фыркает она. – Помню, мечтала, как стану гулять по пляжу и перед одной из кабинок будет написано: «Капюсин Мишель».

Мы улыбаемся. Несмотря на прекрасную погоду, вблизи моря дует прохладный ветер. Он играет моими волосами, заставляет щуриться и натягивать рукава толстовки до самих пальцев. Я смотрю на Северное море, такое пенистое, и ошеломленно произношу:

– Оно молочного цвета!

– Море? – подойдя ближе, Рафаэль садится на песок, и я опускаюсь рядом.

– Да, море. Я никогда не видела море молочного цвета. В нем вообще купаются?

– Летом да, но и тогда вода прохладная, градусов шестнадцать, не больше. Все равно после жаркого дня это непередаваемое чувство, – делится воспоминаниями он, – когда разгоряченная кожа окунается в ледяную воду, и все тело начинает гореть.

– Это приятно?

– Я бы сказал, на любителя, но мне нравится, – улыбается он. Я накидываю капюшон, стараясь спрятаться от ветра. – Давай сюда руки, погрею, – он берет мои руки и дышит на них. Я смотрю на его губы, они покраснели на ветру, и мне ужасно хочется почувствовать их мягкость. Я облизываюсь, он улыбается, наклоняется и нежно целует меня.

* * *

Без пятнадцати восемь я с улыбкой смотрю на себя в зеркало. На мне непривычное черное классическое платье. Длиной до колена, с круглым горлом, оно выглядит очень традиционно, но мне это нравится. Я слегка накрасилась и заколола волосы, и вот теперь смотрю в глаза своему отражению, пытаясь разглядеть в них следы собственных эмоций. Когда-то во мне умерло желание нравиться себе, и я думала, что так будет всегда. Но сейчас я гляжу на себя и, что немаловажно, ВИЖУ себя. И я себе нравлюсь. Нет, я не стала другой, улучшенной версией, которая научилась правильно жить. Я все та же Леа, которая очень далека от идеала, но в моей жизни появился человек, способный разглядеть меня и не отвернуться. А еще я осознаю одну простейшую на первый взгляд, но очень важную вещь: пока в твоей груди бьется сердце, все можно изменить. А навсегда или на время – решать тебе. Только тебе.

* * *

– Леа в платье! – на весь коридор орет Пьер. – И посмотрите-ка, у нее не кривые ноги!

Квантан, как обычно, качает головой. Кузены стоят в коридоре и выглядят невероятно привлекательно – на них безупречно сидят идеально пошитые костюмы, а белоснежные рубашки с галстуками-бабочками добавляют шарма.

– Неудивительно, что внучки подруг вашей ма́ми мечтают о танце с вами, – подмигнув, говорю я.

– Я не понял, это был комплимент? – приподнимая брови, интересуется Пьер. – Потому что он такой завуалированный… В следующий раз просто скажи: «Пьер, ты горячее красного перца», и я все пойму.

– Пьер, ты горячее красного перца, – весело восклицает Капюсин, и Пьер теряет дар речи, увидев ее в ярко-красном шелковом платье в пол, без бретелек, да еще и с полукруглым шлейфом.

– В нашей компании только один человек горячее красного перца, – с довольной улыбкой выпаливает Пьер, – и это моя девушка.

Капю смеется, и он подает ей руку, бросая:

– Встретимся внизу, неудачники! А если вы спрашиваете себя, почему именно вы неудачники, посмотрите, нет ли поблизости шикарной блондинки в красном платье.

Квантан опять качает головой, и Пьер с усмешкой выкрикивает:

– Я так и думал! Ведь она стоит рядом со мной.

Капюсин весело смеется, и они уезжают в лифте, такие счастливые, такие влюбленные.

– Ты как? – спрашиваю я Квена, он улыбается.

– Нормально.

Я киваю, понимая, что более развернутого ответа не получу.

– А где Рафаэль? Уже почти восемь.

– Я здесь, – раздается за моей спиной. Я оборачиваюсь и ахаю. Рафаэль весь в черном. Черные туфли, брюки, рубашка, тоненький черный галстук, черный велюровый пиджак слегка переливается в свете ламп. В последнее время черный определенно стал моим любимым цветом. – Прекрасно выглядишь, Леа, – говорит он. Его волосы собраны в хвост, подбородок гладко выбрит, а лицо озаряет моя самая любимая ухмылка. – Спустимся вниз? – спрашивает он.

Я киваю. Мы едем в лифте, и я вижу в зеркале по обе стороны от себя двух мужественно прекрасных молодых людей, одного из которых мне доводилось целовать. Я не могу сдержать улыбки, Рафаэль ловит в зеркале мой взгляд и улыбается в ответ.

* * *

В большом ресторане при отеле человек, одетый в строгий деловой костюм, отводит нас к столику, за которым сидит вся семья Делионов и Рашель. Мано нигде не видно, и я решаю, что она уехала, но ошибаюсь: через несколько минут она подходит, держа под руку симпатичного мужчину. Выглядит тот лет на тридцать, его светлые волосы аккуратно зачесаны назад, а голубые глаза с интересом останавливаются на Капюсин, впрочем, ненадолго. Широко улыбаясь, он здоровается со всеми присутствующими, а потом парочка удаляется к своему столику.

– Мне нравится твоя прическа, – шепчет Рафаэль мне на ухо, и я вспыхиваю. Рашель недобро смотрит в мою сторону, я усмехаюсь в ответ. Смотри, мечи молнии, испепеляй меня взглядом. Мне все равно.

Ужин проходит на удивление весело и живо. Эдит рассказывает, как утром ее чудесные внуки самыми первыми ее поздравили, вручив букеты прекрасных цветов. Она то и дело опустошает свой бокал, и Августин намекает, что пора бы притормозить, но Эдит отвечает:

– Вчера эти проказники сказали, что приехали ко мне на пятидесятилетие, и я им поверила! Сегодня мне пятьдесят! – весело восклицает она, и все смеются. Изабелла даже не смотрит в мою сторону.

После ужина начинаются танцы. Пьер и Капюсин не покидают танцпола, не оставив ни единого шанса всяким внучкам, которым приходится вцепиться в Квантана и Рафаэля. Рашель тоже просит Рафаэля потанцевать с ней, он не отказывает, и я старательно смотрю в сторону, пока они кружатся.

– Я попрошу ее сделать тест на отцовство без всякой шумихи, – вдруг говорит мне Квен, глядя куда-то вдаль. Проследив за его взглядом, я вижу Мано, которая танцует с Алексом. Ее лицо озаряет широкая счастливая улыбка. – Это его ребенок, – продолжает Квантан, – сейчас я отчетливо понимаю, что весь этот год был слепым дураком. Но мне все равно нужно быть на сто процентов уверенным. Она сделает этот тест, ведь ребенок действительно от Алекса.

Я молча беру его за руку. Никакими словами тут не поможешь, и мы оба об этом знаем. Что сказать человеку, если девушка, которую он любит, ждет ребенка от другого мужчины? Я с безмолвным сопереживанием крепче сжимаю руку Квена, и он благодарно смотрит на меня. Одна из внучек, не самая симпатичная, приглашает его потанцевать, и он, обреченно посмотрев на меня, встает из-за стола. Я улыбаюсь и тоже встаю, направляясь в уборную. Там нос к носу сталкиваюсь с Рашель.

– Леа, – пустой улыбкой приветствует она меня. Почему-то в этот раз она не кажется мне безупречной. Я вижу молодую девушку, которая старается изо всех сил доказать окружающим и самой себе, что она лучшая, уникальная, единственная в своем роде, но сама в это не верит. Вот Капюсин, которая танцует с Пьером, не замечая любопытных взглядов, действительно уверена в своей исключительности; я увидела эту уверенность в первый же день нашего знакомства, когда она приподняла подбородок Пьера и загипнотизировала его взглядом. Рашель же лишь пускает людям пыль в глаза.