– Я вижу, ты хорошо подружилась с мальчиками, – заявляет она. – Ты, наверное, в курсе, что Рафаэль мой парень. Скоро у нас годовщина, и я подумала, может, в Париже у него появились какие-нибудь новые хобби, о которых ты знаешь. Поможешь мне подобрать для него подарок?

Она смотрит мне в лицо и ждет реакции, а я понимаю, что она врет. Ей просто хочется увидеть, как я в ужасе округлю глаза и закричу: «Вы встречаетесь?!» Хочется дать мне понять, что я недостойна Рафаэля. Но Рашель не учла, что мне на нее плевать. Такие девушки привыкли, что их мнение всех интересует, да только в моем случае это не работает. Никто в этом мире больше никогда не посмеет мне сказать, чего я достойна, а чего нет. Никто в этом мире не заставит меня чувствовать себя слабой и никчемной. Никто. И этому научил меня Рафаэль. Я отвечаю ей равнодушной улыбкой:

– Странно, он о тебе вообще не рассказывал.

«Потому что ты ничто для него», – говорит мой взгляд. А все потому, что Рафаэлю действительно нет до Рашель никакого дела. Внешность решает далеко не все, существует нечто, не поддающееся объяснению. Нечто, не выразимое словами. Но теперь я точно знаю, что ее не выдумали. Да-да, я про любовь.

* * *

Я иду по коридору, когда кто-то вдруг хватает меня за руку, тянет за угол и аккуратно прижимает к стенке. Я встречаюсь глазами с озорным взглядом Рафаэля.

– Весь вечер мечтаю остаться с тобой наедине, – шепчет он мне на ухо, и все внутри меня трепещет. – Весь вечер мечтаю сделать это, – он вытаскивает из моих волос заколку, и они падают на плечи.

– Я думала, тебе понравилась моя прическа, – растерянно шепчу я.

– Понравилась, – кивает он, – я представлял, как сниму заколку и твои волосы каскадом посыплются вниз. Представлял, как я положу руку тебе на голову, – и он кладет ладонь мне на затылок, – а потом сделаю это, – и он целует меня, второй раз за день.

От его поцелуев голова идет кругом, я хватаю его за лацканы пиджака, притягивая к себе, а он кладет руку мне на бедро, слегка приподнимая платье. Мы целуемся в коридоре, прячась от любопытных глаз за углом. Целуемся до головокружения и нехватки воздуха.

Прервав поцелуй, Рафаэль шепчет мне на ухо:

– Ты это чувствуешь, Леа? Правда ведь чувствуешь? – Его губы на моей шее. Я глубоко вздыхаю, ловлю руками его лицо, заглядываю ему в глаза и шепчу, тяжело дыша:

– Я чувствую бурю. Самую настоящую бурю. Дикую, мятежную, безудержную, сумасшедшую…

Что-то мелькает в его черных глазах. Мне нравится, как он смотрит на меня, в его взгляде сквозит нечто опасное и в то же время нежное. И настолько интенсивное, что подкашиваются коленки.

Он гладит меня по щеке и хрипло говорит:

– Я тоже.

Благотворительный вечер заканчивается очень поздно. Вернувшись в номер, я, не глядя на время, словно ходячий мертвец, направляюсь прямиком в ванную, быстро принимаю душ и падаю на мягкую огромную кровать с белоснежными простынями. Утром меня будит непонятный шум за стеной. Я слышу крик:

– Прекрати сейчас же!

Я распахиваю глаза. Мне прекрасно известно, кому принадлежал этот голос с такими характерными «р». Изабелле. Я прижимаюсь ухом к стене.

– Это ты прекрати разговаривать со мной в таком тоне, – ледяным голосом произносит Рафаэль.

Оказывается, даже в пятизвездочных отелях стены как из картона. Мне отчетливо слышно каждое слово.

– Я просто не понимаю, – раздраженно бросает Изабелла, – где вы с ней вообще познакомились?

– Она моя одноклассница, – спокойно отвечает Рафаэль, – но тебе и незачем ничего понимать.

– Нет, мой дорогой! Я все должна понимать, ты мой сын, на будущий год у тебя есть планы, и эта девочка в них не вписывается.

– Откуда ты знаешь, что она не вписывается? – устало спрашивает он. – И о каких планах речь, мама?

Изабелла раздраженно фыркает.

– Как о каких планах? Ты же собирался подавать документы в Гарвард. Я думала, мы решили, что их бизнес-школа тебе подходит.

В ее голосе звучат неприятные нервные нотки.

К моему огромному удивлению, Рафаэль вдруг разражается ужасным безумным смехом.

– Гарвард, мама? Да? Может, для полноты картины, назовешь меня Микаэлем? Я могу и имя поменять, если тебе так хочется, но это тебе его не вернет.

И вновь что-то с глухим стуком падает на пол.

– Прекрати надо мной издеваться! – в бешенстве кричит Изабелла.

– Хватит, – обрывает он, – достаточно. Не только ты его похоронила, слышишь? Не одной тебе больно и плохо. Хватит давить на меня его смертью, как когда-то давила болезнью. Хватит смотреть на меня взглядом, в котором написано: «Ты мой единственный оставшийся сын, не разочаруй меня». Потому что я буду, черт бы меня побрал. Я буду разочаровывать тебя, делать неправильные вещи, принимать не те решения и жить свою жизнь. Тебе понятно?

– Ты не должен говорить мне такие вещи и не должен упрекать меня. Я делала для вас только самое лучшее! И если ты привел девушку, которая тебе абсолютно не ровня, Рафаэль, и хочешь, чтобы я молчала и наблюдала, как мой сын делает глупости, высокомерно заявляя, что это, видите ли, его дело, то ты этого не дождешься. Я твоя мать, и я не буду смотреть, как ты портишь себе жизнь. Ты ее вообще видел? Или ты специально такую выбрал? Чтобы позлить меня и показать, насколько ты независимый? Ты уже не глупый подросток, хватит игр. Пора взрослеть! Ты должен…

Он не дает ей договорить, грубо оборвав словами:

– Будь добра, вышли мне сразу весь список того, что я должен, а то я, идиот, живу, как хочу.

– Я не заслужила такого отношения, Рафаэль, не заслужила! – ее надрывной крик разносится по комнате, я слышу звук пощечины, и все в одно мгновение стихает. Устанавливается тяжелая, неприятная тишина.

– Я – не Мика, мама, – хриплым тихим голосом начинает Рафаэль. – Я никогда им не был и никогда не стану. Это он мечтал о Гарварде, это с ним ты говорила о бизнес-школе. Это он стриг волосы и мог часами болтать с тобой. Это его хвалили в школе и восторженно пророчили ему блестящее будущее. И его нет, мам. Есть я – который не решил, куда хочет поступать. Я – который не построил абсолютно никаких планов на будущий год. Я – которого выгнали из школы, и который выбрал не ту девушку. И я не могу это исправить, – тихо говорит он, и мое сердце сжимается от его грустного голоса. – Такой уж я есть. А ты плачешь, кричишь и просишь меня стать другим. Но я не могу этого сделать.

Он замолкает. В соседнем номере вновь воцаряется тишина, и лишь судорожные женские всхлипы доносятся до меня сквозь тоненькую стену.

– Ты хоть что-нибудь знаешь об этой девушке, Рафаэль? – через некоторое время грустно спрашивает Изабелла.

– Я только знаю, что она мне очень нравится, – тихо отвечает он.