что знал, как со мной обращаться. Он хотел заявить права на каждую часть меня.

Почему здесь другие люди? Что я упускаю?

— Ты проявляла интерес к групповым занятиям, не так ли?

Я напряглась. Без сомнения, он имел в виду Престона, Техаса и Холлиса. Я знала, что общение с ними оказало бы негативное влияние. И все же я просто дружила с ними, это все, что могло быть. Из-за этого ничего больше.

Небрежно сунув руки в карманы, он сказал:

— Твои действия имеют последствия.

— Что ты имеешь в виду?

Сегодня вечером он говорил загадками. Просто изложи это мне ясно.

Усмехнувшись, он грубо схватил меня за подбородок.

— Ты можешь винить себя и свое поведение за то, что тех женщин грубо оттрахали, — ухмыльнулся он, — сегодня вечером. Это все из-за тебя. Я говорил тебе раньше, я проясню это еще раз. Сделаешь что-то, с чем я не согласен или что мне не нравится? Не только ты будешь иметь дело с последствиями, во всяком случае, напрямую.

Суровое выражение появилось на его лице. Я изучала его, человека, с которым я была хорошо знакома, так хорошо известна. Мужчина, ответственный за сегодняшний вечер, запустил руку в мои волосы, наматывая каштановые пряди, как поводок, волосы были болезненно близки к тому, чтобы вырваться. Я зашипела. Он возвышался надо мной.

— Ангел, ты верила, что ты единственная, — он цокнул языком.

Я бы хотела, чтобы это было так. Я бы не пожелала такого никому другому.

— Держу пари, твоя киска взмокла от этой демонстрации жестокости. Можешь поблагодарить меня за это.

Мое сердце ушло в пятки. Стыд, предвкушение и страх нахлынули волной на меня и на тех женщин, которым, как я предполагала, это доставляло удовольствие, что то, что мне показывали, было взаимовыгодным. Насколько наивной я могла быть? Я ненавидела положение, в которое он меня поставил. Мои плечи поникли, и ненависть к себе взяла верх.

Чувство вины тяжело давило на меня. Это моя вина. Во всем моя вина.

Нет, это не так, — прошептала другая часть моего разума. — Это психологическое насилие в лучшем виде.

Нарцисс — одно слово, которое так точно отражало его, манипулятивного, злого, корыстолюбивого мудака без души. Мне хотелось кричать и рыдать, выплеснуть все это наружу, пока мой голос не сорвался бы от несправедливости всего этого.

Мое тело застыло еще больше. Он присел на корточки в пределах моего поля зрения рядом с кроватью, как будто это была нормальная ситуация, как будто он и его друзья не насиловали двух женщин в прямом эфире, передавая это непосредственно мне. Высказать свою точку зрения, а затем вернуться сюда, для чего? Ткнуть мне это в лицо? Наслаждаться эмоциональной пыткой?

— Надеюсь, ты усвоила свой урок, — холодно заявил он.

Никаких следов друга, которого я знала. Только безжалостная сосредоточенность монстра, преподающего очередной из своих уроков, каждый из которых более интенсивный, чем предыдущий. Я отпрянула, когда он протянул ко мне руку. Он жестоко рассмеялся, гладя мои волосы гладко, с любовью, но его голос был напряженным, когда он сказал мне:

— Не позволяй им прикасаться к тебе. Ты моя и только моя, — добавил он угрожающим тоном, от которого у меня мурашки побежали по коже. — Я избавлюсь от любого, кто встанет у меня на пути. Ты понимаешь?

Я кивнула. Я действительно понимала. Он хотел, чтобы я зачахла и умерла от корней отношений, которые он вырвал из моей жизни.

Эти женщины… непрошеные слезы потекли по моим щекам, не собираясь останавливаться. Я сжала губы, чтобы сдержать крик. Он осторожно смахнул слезы с моей щеки, поднеся большой палец к моему рту.

— Открой.

Я подчинилась. Солоноватый привкус остался, когда он убрал большой палец.

— Ты так мило плачешь, маленький ангелочек.

Повернувшись к людям в масках, он сказал:

— Теперь вы можете уходить. Я надеюсь, вам понравилось, что сегодня вечером вам продлили свободу и разрешили поиграть с другими игрушками.

Он проводил их, прежде чем вернулся и снять цепи и наручники с моих запястий. Я нежно массировала каждое из них, находясь в состоянии повышенной готовности из-за его непредсказуемого поведения; мои мышцы были напряжены и туго сжаты в ожидании его удара. И он нанес удар.

Я сжала губы, чтобы сдержать агонию, которая поглотила меня, когда он вошел в меня, вонзаясь в меня и засовывая большую игрушку в другой вход, яростно растягивая меня, пока время, казалось, замедлялось. Его руки блуждали по всему моему телу. Я никогда раньше не испытывала двойного проникновения и была уверена, что никогда не захотела бы этого снова.

Это не было грубым сексуальным опытом. То, что происходило, было на более высоком уровне по шкале соотношения боли и удовольствия без настоящего удовольствия. Это была жестокая сексуальная пытка с намерением причинить мне сильную боль. Чтобы доказать, что я не представляла никакой ценности, кроме того, что было нанесено на мою плоть. Тело с дырами, которые нужно заполнить. В этом была моя ценность.

Каждое прикосновение, которое я терпела, добавляло еще один невидимый шрам, который невозможно было залечить. Я хотела, чтобы это закончилось.

Я чувствовала так много, что просто начала… ничего не чувствовать.

Пустота. Просто позволь мне уплыть, позволь мне оказаться в месте покоя и искреннего смеха, где нет зла, готового наброситься. Погружение в темноту всегда позволяло мне ценить все, что сияло.

Я рухнула на кровать в глубоком изнеможении, мое тело разрывалось от боли повсюду, внутри и снаружи, от тех шагов, через которые мне пришлось пройти и которые я выдержала. Звук его бессердечного смеха на протяжении всего сеанса с отвращением отдавался в моем сознании.

И когда он закончил, то жестоко улыбнулся, входя в меня, нанося удары в живот столько раз, что я упала на пол, раскаленная боль разливалась по всему моему существу. И все, о чем я могла думать, было… почему?

Я была слишком измучена, чтобы сделать хоть малейшее движение. Я была ослеплена, моя защита была жестоко и насильственно подорвана во имя страстного увлечения. Одной из худших сторон жестокого