использовать, – ответил я. – Кремация не является частью Установленного срока. А что касается домов, то чем меньше мы будем о них думать, тем лучше.

И я решил больше не беспокоить свои мысли о колледже. И я почувствовал, что меня может утешить отъезд в Англию, чтобы я мог избежать большой досады и бельма на глазу, которые могли бы создать пустота колледжа.

Но я должен был попрощаться с женой и сыном, а также с Евой и Красвеллером. Первая задача была легче, потому что не было необходимости в болезненных упоминаниях о моей собственной неудаче. В том немногом, что я мог бы сказать миссис Невербенд на эту тему, я мог бы продолжить речь в саркастическом ключе, в котором я ответил сэру Фердинандо. То, что в этом вопросе вызывало жалость, я мог бы и вовсе проигнорировать. А сам Джек был настолько счастлив по своей природе и так мало склонен смотреть на что-то с печальной стороны, что все, конечно, обошлось бы с ним благополучно. Но с Евой и с отцом Евы все будет по-другому. Должны быть произнесены слова, которые будут болезненными, и сожаления, которые я не смогу разделить с ним.

– Я разбит и растоптан, и вся слава ушла из моего имени, и я стал ругательством и поношением, а не почетным символом, которому смогут радоваться будущие века, потому что я не смог осуществить свою давнюю заветную цель – вложить деньги и обеспечить хотя бы твой уход!

И тогда Красвеллер отвечал мне своим добрым чувством, а я в момент расставания с ним должен был почувствовать всю пустоту его слов. Я любил его тем сильнее, что попытался начать свой эксперимент на нем. Я испытывал опосредованное уважение к чести, которая была бы оказана ему, почти рассматривая это так, как если бы я сам должен был пойти вместо него. Все это получило отпор, когда он в своей слабости попросил еще один год. Но он уступил, и хотя он уступил без стойкости, он сделал это в соответствии с моими желаниями, и я не мог не почувствовать к этому человеку необычайной привязанности. Я уезжал в Англию и, возможно, больше никогда его не увижу, и я уезжал с теми сердечными устремлениями, которые сильно отличались от тех, что были у него!

Из часов, предназначенных для сна, несколько минут можно было отвести на прощание с женой.

– Дорогая, – сказал я, – все это очень неожиданно. Но человек, занимающийся общественной жизнью, должен соответствовать требованиям общества. Если бы я не обещал отбыть сегодня, меня могли бы забрать уже вчера или даже позавчера.

– О, Джон, – сказала она, – я думаю, что все было сделано для того, чтобы тебе было удобно.

– Да, я уверен в этом. Когда вы услышите мое имя после моей смерти, я надеюсь, что обо мне скажут, что я выполнил свой долг президента республики.

– Конечно, скажут. Каждый день ты был в этих отвратительных государственных палатах с девяти до пяти, за исключением тех случаев, когда ты заседал в этой жалкой Ассамблее.

– Теперь у меня, во всяком случае, будет отпуск, – сказал я, тихонько смеясь под одеялом.

– Да, и я уверена, что это пойдет тебе на пользу, если ты будешь регулярно кушать. Иногда мне кажется, что меланхолия пустого желудка побуждает тебя зацикливаться на этом ужасном Установленном сроке.

Грустно было слышать такие слова из ее уст после двух речей, которые она выслушала, и чувствовать, что в ее сознании не осталось и следа от триумфа, который я одержал над сэром Фердинандо, но я смирился с этим и решил ответить ей по ее собственному сердцу.

– Вы всегда давали мне бутерброд, чтобы я мог покушать на работе.

– Бутерброды – это ерунда. Запомни это. В у тебя всегда должно быть что-то горячее на столе, – фризе или котлета. Больше всего на свете я ненавижу Установленный срок за то, что вы никогда не думали о своих продуктах. Ты уделял больше внимания сожжению этих свиней, чем приготовлению хорошей еды на своей собственной кухне.

– Ну, моя дорогая, теперь я уезжаю в Англию, – сказал я, начиная уставать от ее воспоминаний.

– Да, мой дорогой, я знаю, что уезжаешь, и помни, что по мере того, как ты будешь приближаться все ближе и ближе к этой северной стране, погода будет все холоднее и холоднее. Я положила тебе четыре пары фланелевых кальсон и маленький кошель, который ты должен носить на груди. Я заметила, что сэр Фердинандо, когда готовился к речи, показал, что на нем именно такой маленький кошель. И я старалась подсмотреть, как он его носит. Придя домой, я сразу же принялась за работу, и я буду настаивать на том, чтобы ты надел его утром первым же делом, чтобы я могла убедиться, что он удобно висит. На сэре Фердинандо он висел неровно и выпирал. Я подумала, что леди Браун не выполнила свой долг перед ним. Если бы вы позволили мне пойти с вами, я бы могла проследить, чтобы вы всегда надевали его правильно. А так, я знаю, люди скажут, что это я во всем виновата, когда он будет болтаться и вываливаться наружу.

Затем я лег спать, и прощальные слова между мной и моей женой были сказаны.

Рано утром следующего дня я пригласил Джека в свою гардеробную и попрощался с ним.

– Джек, – сказал я, – в этом небольшом соревновании, которое было между нами, ты во всем одержал верх.

– Никто так не думает после того, как услышал твой ответ сэру Фердинандо вчера вечером.

– Ну, да, думаю, мне удалось ему ответить. Но я не добился от тебя большего.

– Я ничего не имел в виду, – сказал Джек меланхоличным тоном. – Это все дело рук Евы. Меня никогда не волновало, сдадут ли стариков на хранение или нет, но я думаю, что если бы подошло твое собственное время, мне бы это не очень понравилось.

– Почему не понравилось? Почему? Если ты только рассмотришь это со всех сторон, ты поймешь, что это все ложные чувства.

– Мне бы это не понравилось, – решительно сказал Джек.

– Да, тебе бы понравилось, если бы ты к этому привык.

Тут он посмотрел очень недоверчиво.

– Я имею в виду, Джек, что когда сыновья привыкли бы видеть своих отцов в определенном возрасте сданными на хранение и знали, что к ним относятся со всем уважением, то чувство, которое ты описываешь, исчезло бы. У тебя возникнет мысль, что твоим родителям оказана некая честь.

– Если бы я знал, что