вопросе. Если бы он был на моем месте и придерживался моих убеждений, я думаю, что он сдал бы Красвеллера на хранение, несмотря на сэра Фердинандо Брауна и капитана Баттлакса.

– Ты придешь и увидишь меня на борту, Джек, когда я отчалю.

– Они ведь не заберут меня отсюда, правда?

– Мне кажется, что ты захотел бы увидеть Англию.

– И оставить Еву! Им придется придумать нечто очень остроумное, что бы они смогли это сделать. Но я, конечно, приду.

Затем я дал ему свое благословение, рассказал, какие меры я принял для обеспечения его доходов, и спустился к завтраку, который должен был стать моим последним приемом пищи в Британуле.

Когда он закончился, мне сказали, что Ева находится в моем кабинете и ждет меня. Я намеревался отправиться в Литтл-Крайстчерч и должен был сделать это чтобы попрощаться с ее отцом. Но я не жалел, что Ева находиться здесь, в моем собственном доме, ведь она собиралась стать моей невесткой.

– Ева пришла попрощаться с тобой, – сказал Джек, который уже был в комнате, когда я туда вошел.

– Ева, моя дорогая, – сказал я.

– Я оставлю вас, – сказал Джек. – Но я сказал ей, что она должна очень любить тебя. Прошлое должно быть прошлым, тем более что ничего плохого не произошло.

Затем он вышел из комнаты.

На ней по-прежнему была маленькая круглая шляпка, но, когда Джек уходил, она отложила ее в сторону.

– О, мистер Невербенд, – сказала она, – надеюсь, вы не думаете, что я была недоброжелательна.

– Это я, моя дорогая, должен выразить такую надежду.

– Я всегда знала, как сильно вы любите моего дорогого отца. Я была совершенно уверена в этом. И он всегда говорил это. Но…

– Что ж, Ева, теперь все кончено.

– О да, и я так счастлива! Я должна сказать вам, как я счастлива.

– Я надеюсь, ты любишь Джека.

– О! – воскликнула она, и через мгновение она была в моих объятиях, а я целовал ее. – Если бы вы знали, как я ненавижу этого мистера Граундла, а Джек – это все, – все, чем он должен быть. Одна из тех вещей, за которые он мне больше всего нравится, это его большая привязанность к вам. Нет ничего, чего бы он не сделал бы для вас.

– Он очень хороший молодой человек, – сказала я, вспомнив, как он высказался против меня на "Городских флагах".

– Конечно! – сказала Ева.

– И нет ничего, чего бы он не сделал для тебя, моя дорогая. Но все так, как и должно быть. Он энергичный, хороший мальчик, и если он будет больше думать о бизнесе и меньше о крикете, из него получится отличный муж.

– Конечно, он должен был немного думать о матче, когда англичане были здесь, и он играл хорошо, не так ли? Он их всех там обыграл.

Я понял, что Ева была увлечена крикетом так же, как и мой сын, и, вероятно, так же мало думала о бизнесе.

– Но, мистер Невербенд, вы действительно должны ехать?

– Думаю, да. Дело не только в том, что они намерены забрать меня, но и в том, что я сам очень хочу побывать в Англии.

– Вы хотите проповедовать о Установленном сроке?

– Ну, моя дорогая, у меня есть свои собственные представления, которые я не могу отбросить. Я постараюсь просветить их в Англии и посмотрю, что скажут об этом люди.

– Вы не сердитесь на меня?

– Дитя мое, как я могу на тебя сердиться? То, что ты сделала, ты сделала ради своего отца.

– А папа? Вы не будете сердиться на папу за то, что он не захотел отказаться от Литтл-Крайстчерча, оставить милое местечко, которое он сам себе создал, и поступить в колледж – и быть убитым!

В тот момент я не мог ответить ей, потому что, по правде говоря, был несколько зол на него. Мне казалось, что он должен был понять, что есть нечто более высокое, чем лишний год или два среди красот Литтл-Крайстчерча. Я не мог не огорчаться, потому что он оказался не таким человеком, как я ожидал. Но когда я несколько мгновений молчал, Ева взяла мою руку в свою и умоляюще посмотрела мне в лицо. Тогда мой гнев прошел, и я вспомнил, что у меня не было причин ожидать героизма от Красвеллера только потому, что он был моим другом.

– Нет, дорогая, нет, все чувства гнева уже позади. Это было естественно, что он хотел остаться в Литтл-Крайстчерче, и это было более чем естественно, это было прекрасно, что ты хотела спасти его, применив единственное женское оружие, имеющееся в вашем распоряжении.

– О, но я действительно любила Джека, – сказала она.

– У меня есть еще час или два до отъезда, и я съезжу в Литтл-Крайстчерч, чтобы еще раз взять твоего отца за руку. Можешь быть уверен, что мои слова будут добрыми. А теперь прощай, мое дорогое дитя. Мое время здесь, в Британуле, очень ограничено, и я не могу уделить его больше даже моей дочери.

Затем она снова поцеловала меня и, надев свою маленькую шляпку, ушла к миссис Невербенд или к Джеку.

Было уже почти десять часов, и я достал свой трехколесный велосипед, чтобы как можно быстрее спуститься в Литтл-Крайстчерч. У дверей своего дома я обнаружил дюжину английских солдат с сержантом. Он прикоснулся к своей шляпе и очень вежливо спросил меня, куда я направляюсь. Когда я сказал ему, что это в пяти или шести милях от города, он попросил разрешения сопровождать меня. Я сказал ему, что он, конечно, может, если у него есть автомобиль и он готов им воспользоваться. Но поскольку в этот момент из дома вынесли мой багаж, чтобы взять его на борт корабля, мужчина решил, что будет не хуже и гораздо проще следовать за багажом, и двенадцать солдат отправились проследить за тем, как мои чемоданы будут благополучно доставлены на борт "Джона Брайта".

И я снова, и, вероятно, в последний раз, снова оказался на дороге в Литтл-Крайстчерч. В течение двадцати минут, которые ушли на спуск, я не мог не думать о прогулках туда и обратно с Красвеллером в былые времена, когда мы говорили о славе Установленного срока и о том, как необходим такой шаг для человеческой цивилизации. Вероятно, в таких случаях большинство сказанных слов исходило из моих собственных уст, но тогда мне казалось, что Красвеллер был так же решителен, как и я. Период, который мы тогда рассматривали на расстоянии, наступил, и Красвеллер отделился от нас. Я не мог не