— Блондинка? — спросил Репьев изумленно. —Вся в грязи, на шее синяки, губа разбита… А у нее есть пучок на затылке? Атуфли на низком каблуке? Кажется, я знаю, кто это. Ладно, тащите ее сюда. Эй,подождите, а что за несчастный случай? — Некоторое время он слушал, потомвоскликнул: — Ну ничего себе!

Отключил телефон и повернулся к друзьям, которые вдвоемготовили бараньи ребрышки со сложным гарниром. Почесал лоб трубкой и пояснилспециально для них:

— Одна моя знакомая прыгнула с эстакады в грузовик сбумагой.

— На спор, что ли? — добродушно спросил невысокийкрепыш Витя Дубов. У него были такие мускулистые руки, что тело казалосьнепропорциональным. Жена считала, что он похож на краба, и не хотела, чтобыВитя продолжал заниматься собственным физическим развитием.

— Понятия не имею, на спор или нет. Сейчас ее привезут,расскажет.

— А в каком она состоянии? — поинтересовалсявторой повар, Костя Латышев. У этого были роскошные черные усы и такаяблестящая лысина, как будто на ней испытывали средства для придания блескадомашней утвари. — Может быть, ей нужна медицинская помощь?

— Вряд ли. Голова не отлетела, а это главное, —весело сказал Репьев, скрывая свои истинные чувства.

Похоже, что молодая леди — и в самом деле секретный агент.Если, конечно, она не пьяная. Выходит, она все это время носила с собой еговизитку. Хм…

Когда шофер пикапа ввел Лайму в квартиру, она пала Репьевуна грудь и простонала:

— Смерть преследует меня!

— Никто тебя не преследует, — успокоил ее тот,отблагодарив шофера и заперев за ним дверь.

Если бы он знал, что Лайма права и смерть действительно идетза ней по пятам! Когда она спрыгнула с моста, мулатка достала из сумочкималенький бинокль и приложила к глазам. Запомнила номер грузовика и уже черезпять минут бросилась в погоню, уговорив молоденького парня, покупавшегосигареты в ларьке на остановке, поиграть в догонялки на его мотоцикле. Онауспела засечь, как Лайма пересаживалась в пикап, и отправилась вслед за ним.Когда оказались на месте, мотоциклист за дополнительное вознаграждение пролезвместе с Лаймой и шофером в подъезд и подсмотрел, в какую-квартиру они вошли.

Отпустив парнишку, мулатка вознамерилась уладить дело прямосейчас, но потом поняла, что необходимо подготовиться к штурму более тщательно.Если в квартире, кроме блондинки, есть кто-то еще, нужно сделать так, чтобы еелица не увидели.

Лайма прохромала в комнату — все тело ее болело, а головагудела, как чугунный котелок, который проверяли на прочность.

— Нам сказали, что вы прыгнули с моста вгрузовик, — сказал Костя Латышев, и озорная улыбка приподняла его усы,раздвинувшиеся, как меха баяна. — Ужасно любопытно, зачем.

— Это был несчастный случай, — простонала Лайма,которую Репьев уложил на диван, накрыв ей лоб мокрым полотенцем. —Внедорожник потерял управление и собирался раздавить меня, прижав к ограждению.Вот я и прыгнула.

— А! Так это совсем другое дело. Вы, выходит,пострадавшая. А почему милиция вас в больницу не отвезла?

— Никакой милиции там не было.

Латышев хмыкнул, а Витя Дубов, который проверял в духовкебараньи ребрышки и только что вошел в комнату, заметил:

— А мы и не знали, что у Юрки завелась девушка.

Лайма решила не возражать против «девушки», но не смогла невозмутиться формулировкой:

— Что значит — завелась? — спросила она, выглянувиз-под полотенца. — Я же не вошь.

Репьев тем временем рьяно ухаживал за пострадавшей — стащилс нее туфли, подсунул под голову подушку и принес стакан чаю с лимоном.

В это время наверху что-то загрохотало так, что со дрогнулсяпотолок. Потом загудела дрель, и люстра собранная из множества подвесок, мелкозадрожала. Гудение перемежалось ударами молотка по железякам.

— Опять, — пробормотал Репьев, взял плоскогубцы,лежавшие на подоконнике, и постучал по батарее. — Что ж ты там делаешь,изверг? — спросил он, обращаясь непосредственно к потолку, и постучалснова. — Лудишь старые тазики?

— Это твой сосед прикалывается? — поинтересовалсяДубов, тоже задрав голову и наблюдая за тем, не появятся ли трещины на потолке.

— Повадился, видишь ли, по вечерам с дрельюразвлекаться. И сверлит, и сверлит.

— Может, он жестянщик и берет работу на дом?

Не успел он договорить, как слева за стеной заиграли нафортепьяно. Играли мастерски — клавиши бурлили, экспрессивная музыка набиралатемп…

— Вот еще один, — обреченно вздохнулРепьев. — Наш Моцарт вернулся из командировки.

Он снова взял плоскогубцы и постучал уже в стену. Звукполучился глухим, и Лайма со своего дивана заметила:

— Он наверняка не слышит.

— Все он прекрасно слышит! — не согласилсяРепьев. — Я с ним что-нибудь сделаю, если он не прекратит вечерниеконцерты. В конце концов, пусть репетирует днем, когда остальные на работе.

— Наверное, днем он тоже на работе.

Они некоторое время слушали музыку, сопровождаемую ревомдрели, потом решили не обращать на все это безобразие внимания и заниматьсясвоими делами.

— Может, быть, тебе принять ванну? — предложилРепьев Лайме, предчувствуя, что в ванной ей потребуется помощь и ему наконецудастся познакомиться с ней поближе.

— Наверное, действительно стоит, — согласиласьона. И добавила: — Только сначала позвони в таксопарк и потребуй, чтобыдевяносто первый борт немедленно привез мою сумочку. — Она схватилаРепьева за шею, с силой притянула к себе и сказала в ухо: — Там пистолет. Иеще: таксист видел тех типов, которые хотели меня убить. Надо взять у негоконтактный телефон для последующего снятия показаний.

Репьев страшно удивился: она больше не скрывала, чтодействительно является секретным агентом. Оказала честь.

— Тебя хотели убить? — Он тоже говорил ей в ухо,зарывшись носом в полотенце. С полотенца капала холодная вода и противнощекотала щеку.

Витя Дубов громко кашлянул и сообщил:

— Мы с Костей пока на кухне за едой последим.

Когда они остались в комнате одни. Лайма попеняла:

— Ты должен был воскликнуть: «Да что вы, ребята!Оставайтесь с нами!»

Репьев пристально посмотрел на нее сверху вниз и, чтобылучше видеть, даже отодвинул полотенце со лба.

— Самый подходящий момент для того, чтобы в первый разпоцеловаться, — заметил он, не сводя глаз с ее разбитой губы. — Но,боюсь, тебе будет больно. Перенесем на потом.

Лайма нащупала рукой полотенце и сняла его совсем.Простецкая физиономия Репьева висела на ней, словно луна над садом, а егопламенный взор прожигал дыры в броне, которой она постаралась защитить своесердце после разрыва с Шаталовым.