Мысль заставила его двигаться. Он перевалился на бок, поджалколени к впадине живота. Несколько мгновений лежал, прижавшись щекой кутоптанной жесткой траве, пытался унять возникшее головокружение и тошноту.Когда чуть полегчало, поднялся на ноги и побрел вверх по холму, туда, где стоялего автомобиль. Пару раз Билли упал. Во второй раз решил, что ему не подняться.Однако каким-то образом снова встал: подстегнула мысль о Линде, безмятежноспящей в своей постели. Боль в ладони пульсировала сильнее, будто некая чернаяинфекция пожирала края раны, увеличивая ее, пробираясь дальше по руке к локтю.

Спустя вечность он добрался до арендованного «Форда» и началискать ключи. Они оказались в левом кармане, и пришлось добывать их правойрукой.

Когда машина завелась, некоторое время Билли приходил всебя. Левая рука лежала у него на колене, как подстреленная птица. Посмотрел накруг машин у костра и вдруг в голове возникли слова некогда популярной песни отом, как цыганка танцевала у костра, как она была прекрасна и очаровывала.

Он поднес ладонь к глазам и сквозь дыру в ней увидел зеленыйогонек на приборном щитке.

«Была прекрасна и очаровала меня», подумал Билли и тронул сместа автомобиль. Почти абстрактно подумал — сможет ли добраться до мотеля«Френчмен Бэй»?

Каким-то образом добрался.

— Уильям? Что случилось?

Голос Джинелли, невнятный спросонок, готовый к раздраженнойреплике, теперь зазвучал резко и встревожено. Билли разыскал его домашнийтелефон в своей записной книжке под записью «Три Брата». Набрал номер безособой надежды, даже уверенный в том, что за прошедшие годы он поменялся.

Левая ладонь, обернутая в платок, лежала на колене инапоминала ему нечто вроде радиостанции, передающей пятьдесят тысяч ватт боли.При малейшем движении агонизировала вся рука. Лоб Билли покрылся потом, передглазами мелькали образы распятия.

— Прости, что звоню тебе домой, Ричард, — сказал он. — Даеще в такое позднее время.

— Хрен с ним. Что случилось?

— Ну… прежде всего мне прострелили ладонь… этим… — Онзаворочался и тотчас в руку стрельнула ошеломляющая боль. Билли стиснул зубы. —…Шариком от подшипника.

Молчание в трубке.

— Понимаю, как это звучит, но все правда. Женщинаиспользовала рогатку.

— О, Боже! Что… — В трубке слабо послышался женский голос.Джинелли коротко ответил ей по-итальянски и снова заговорил в трубку. — Это нешутка, Уильям? Какая-то сука прострелила тебе ладонь из рогатки?

— Я бы не стал звонить людям в… — Он посмотрел на часы,снова испытав волну боли в руке… — в три часа, чтобы пошутить. Я сидел здесьуже часа три, пытаясь дождаться более цивилизованного часа, но уж очень больно…— Он коротко хохотнул: болезненный и беспомощный звук. — Очень больно.

— Это имеет отношение к тому разговору, когда ты звонил?

— Да.

— Цыгане?

— Да, Ричард.

— Ах вот оно что! Ладно. Обещаю тебе одну вещь. Больше они ктебе цепляться не будут.

— Ричард, я не могу пойти к доктору с этим, а боль… больневыносимая. — «Не то слово», подумал Халлек. — Не мог бы прислать мнечто-нибудь? Может, Федеральным Экспрессом? Что-нибудь болеутоляющее.

— Где ты находишься?

Билли некоторое время колебался. Все, кому он доверял,решили, что он сошел с ума. Не исключено, что его жена и босс успели засечь егои в этих краях, и предпримут быстрые меры, чтобы вернуть Билли в штатКоннектикут. Выбор оказался простой и полный иронии: либо довериться этомубандиту, промышлявшему наркотиками, которого не видел целых шесть лет, либополностью сдаться. Закрыв глаза, он сказал:

— Я в Бар Харборе, штат Мэн. Мотель «Френчмен Бэй», тридцатьседьмой номер.

— Секундочку.

Джинелли снова отодвинул трубку. Билли услышал, как онзаговорил по-итальянски. Глаз не открывал. Джинелли заговорил снова:

— Моя жена тут сейчас кое с кем связывается для меня, —сказал он. — Сейчас разбудим кое-каких ребят в Норуоке. Надеюсь, будешьдоволен.

— Ты настоящий джентльмен, Ричард, — сказал Билли. Словадались ему с трудом, пришлось прокашляться. Ему стало холодно, а губыпересохли. Попытался их облизнуть, но во рту тоже было сухо.

— Ты лежи спокойно, мой друг, не суетись, — сказал Джинелли.В голосе снова была тревога, озабоченность. — Ты меня слышишь? Очень спокойнолежи. Можешь завернуться в одеяло. В тебя стреляли. Ты в шоке.

— Да брось ты, — сказал Билли и снова усмехнулся. — Я ужедва месяца в шоке.

— Ты о чем это?

— Не важно.

— Ну, хорошо. Но нам надо потолковать, Уильям.

— Да.

— Я… А ну подожди минутку. — Снова разговор на итальянском.Халлек закрыл глаза и прислушался к толчкам боли. — К тебе придет человек сболеутоляющими средствами, — сказал Джинелли. — Он…

— Ну, зачем же, Ричард? Я только…

— Не указывай мне, что я должен делать, Уильям. Толькослушай. Его зовут Фандер. Он не врач, вернее — больше не врач. Но он осмотриттебя и решит, нужны ли тебе антибиотики помимо болеутоляющего. До рассвета онпоявится, я думаю.

— Ричард, я просто не знаю, как тебя благодарить, — сказалБилли. По щекам его потекли слезы, и он рассеянно утер их правой ладонью.

— Понятно, что не знаешь, — сказал Джинелли. — Помни: несуетиться, лежать спокойно.

Фандер прибыл еще до шести утра. Это был маленький человек сранней сединой, в руке сумка сельского врача. Он посмотрел на костлявое,истощенное лицо Билли внимательным взглядом. Не сказав ни слова, развернулплаток на ране, и Билли пришлось зажать рот правой ладонью, чтобы не вскрикнутьот боли.

— Поднимите ее, — сказал Фандер. Билли поднял руку. Оназаметно опухла, кожа натянулась и блестела. Некоторое время Фандер и Биллисмотрели друг на друга сквозь дыру в ладони, окаймленную черной запекшейсякровью. Фандер извлек из саквояжа одоскоп и просветил рану со всех сторон,потом выключил лампочку.

— Чисто и аккуратно, — сказал он. — От шарика из подшипникаменьше шансов на инфекцию, чем от свинцового заряда. — Он сделал паузу,размышляя. — Если только эта девица не подержала шарик в какой-нибудь, м-м…гадости.

— Утешительная идея, — пробормотал Билли.