В Ферраре никто не высказался о реакции Лукреции на все эти события. Само ее существование защищало семейство Эсте от нападения Чезаре. Вместе с Альфонсо она танцевала и веселилась в первые дни карнавала. Борджиа достигли своего расцвета, а успехи Чезаре подчеркивали необходимость примирения. Для Лукреции эти события закончились положительно: вопрос о ежегодной ренте решен был в ее пользу.

Молодая (ей не исполнилось еще двадцати трех лет), красивая и оправившаяся от болезни Лукреция и наиболее преданные ей придворные дамы — Анджелой Борджиа, Никколой и Елизаветой Сиенскими — находилась в центре придворной жизни. Поскольку Эрколе был вдовцом, Лукрецию называли герцогиней, и вся Феррара внимательно за ней следила. Уверившись в собственных силах, понимая, что чудом избежала смерти, Лукреция со всей полнотой ощутила красоту жизни. Долгие споры с Александром относительно ренты закончились: Эрколе сдался. Проспери доложил: отныне Лукреция будет получать 6 тысяч дукатов в год. Точно такую же сумму Эрколе выделил на одежду и зарплату ее слугам. Теперь Лукреция могла чувствовать себя спокойно. Часто ее усаживали на почетное место, как, например, 19 февраля, когда она вместе с Эрколе присутствовала на комедии Плавта в Большом зале герцогского дворца. Они сидели в ложе вдвоем, а за ними находились две другие ложи. Одну из них занимали женщины знатного происхождения, а другую — знатные мужчины и прочие горожане. Кто-то из местных хронистов отметил, что Лукреция была одета «очень богато, и драгоценные камни на ней были на редкость крупные».

Главный шпион Изабеллы, иль Прете, находился в Ферраре во время карнавала, очевидно, сопровождал хозяина, Никколо да Корреджо. Иль Прете умел рассказать Изабелле именно то. что та хотела услышать, чаще всего дискредитируя Лукрецию. На бал в дом Роверелла она явилась в плохом настроении, «впрочем, в последнее время она. кажется, постоянно раздражена». Беседовала только с доном Джулио, возможно, своим любимцем, отец тоже любит его больше других детей. Танцевала с Ферранте танец с факелами (ballo la la torza), потом — с Джулио, а последний танец с Альфонсо. Иль Прете непременно отмечал капризы Лукреции: обедала она лишь в компании любимой своей Анджелы Борджиа, а вот к феррарским дамам настроена недружелюбно. «Однажды, — сказал он, — две из них отказались надеть маски, и она так их разбранила, что довела до слез». Более честный Проспери, не такой подхалим, как иль Прете, сообщал ранее об усилиях Лукреции сродниться с Феррарой. Обедает она в монастыре Сан Джорджо и в Чертозе и «каждое воскресенье посещает один из монастырей, чтобы как следует познакомиться с нашим городом». Даже невестка Изабеллы, Лаура Бентивольо, жена Джованни Гонзага, дала о Лукреции благоприятный отзыв. «Ее манеры и поведение кажутся мне дружелюбными, изысканными и приятными», — написала она и прибавила, что Лукреция выразила пожелание, чтобы Изабелла иногда писала ей «и не была бы при этом слишком сдержанной».

Довольно странно, но в предыдущем году обвинение в излишней формальности Изабелла выдвигала самой Лукреции: «Не следует использовать по отношению ко мне столь почтительную лексику, ведь я любящая Вас сестра». Тем не менее соперничество между двумя женщинами продолжилось, особенно в отношении одежды. Лукреция с пристрастием расспрашивала Лауру Бентивольо о гардеробе Изабеллы, в особенности о том, как она украшает волосы. В ту весну Изабелла провела в Ферраре две недели. Перед ее приездом, согласно ехидному отчету, впоследствии написанному Катанео, Лукреция заложила некоторые драгоценности, чтобы расплатиться за великолепные наряды. Ей хотелось ослепить золовку. Она попросила отца выдать причитавшиеся ей деньги — доход феррарской епархии. Изабелле был оказан сердечный прием, Лукреция организовала испанские танцы под аккомпанемент тамбуринов, устроила соревнование между органистами Винченцо да Модена и Антонио Органо. Вместе с Изабеллой посетила несколько изящных представлений, которые по распоряжению Эрколе проходили в соборе. После отъезда Изабеллы в Мантую Лукреция написала ей вдогонку подчеркнуто дружелюбное письмо: «Трудно выразить исключительное удовольствие и утешение, которые доставило мне Ваше письмо, — написала она 17 мая, — особенно мила моему сердцу весть, что обратная дорога была приятна и Вы благополучно добрались до дома». Затем настойчиво повторила, что скучает по Изабелле, особенно сейчас, когда Альфонсо уехал в Марину.

На самом деле в отсутствие Изабеллы и, что важнее, Альфонсо Лукреция вовсе не чувствовала себя одинокой. Красивая молодая герцогиня будто магнит привлекала ко двору молодых литераторов. Эрколе в преклонном возрасте больше интересовали музыка и театр, а Альфонсо, хотя и получил гуманитарное образование, увлекался более изобразительными видами искусства, а литература его не занимала. Еще во время помолвки Лукреции Джованни Сабадино дельи Ариенти в честь предстоящей свадьбы сочинил «Беседы о городе Ферраре» («Colloquium ad Ferrarum urbem») и прислал две великолепно иллюстрированные копии своего произведения: одну Эрколе, а другую — Лукреции. Когда Лукреция в ноябре приехала в Феррару, замужество ее послужило поводом для самых экстравагантных поэтических эпитетов. Сам Лудовико Ариосто сочинил по этому поводу стихи, а позднее изобразил Лукрецию в рыцарской поэме «Неистовый Роланд». Приезд ее был отпразднован отцом и сыном, Тито и Эрколе Строцци[37]. В литературное окружение Лукреции вошел и пользующийся дурной славой поэт Антонио Тебальдео (в то время он был на службе у Ипполито, а позднее стал секретарем Лукреции). Литераторами круг ее общения не ограничивался: к ней был приближен великий венецианский издатель Альд Мануций[38] (он сделал ее душеприказчицей своего завещания) и известный гуманист Джанджорджио Триссино. Лукреция с долей скепсиса воспринимала эклоги, в которых ее называли «прекраснейшей девственницей» и сравнивали с лебедем со знаменитых фресок палаццо Скифаноя, тем не менее она подружилась с Эрколе Строцци, а через него завязала страстные отношения с одним из самых знаменитых молодых писателей Италии, Пьетро Бембо[39].