Эрколе Строцци являлся членом флорентийской семьи банкиров, сосланных Медичи и поселившихся в Ферраре. Несмотря на хромоту (ему приходилось ходить с тростью), он был большим поклонником женщин и настоящим романтиком, обожавшим опасные любовные приключения. Десять лет он был влюблен в женщину, которая не только была замужем, но к тому же имела любовника, человека, наделенного властными полномочиями, которого современники называли vir magnus[40]. Строцци был покорен Лукрецией и скоро стал ближайшим ее другом, посредником в ее романе со своим другом. Дело это было опасное, возможно, именно потому через пять лет его убили. Эрколе унаследовал после отца (которого народ ненавидел за вымогательство) пост председателя административного совета Феррары, а потому — как почетный горожанин — он всегда имел влияние на судей.

Строцци стал незаменимым во всех делах Лукреции. У них были одинаковые пристрастия: он, как и она, обожал экстравагантные наряды и, хотя происходил из богатой семьи, денег ему вечно не хватало. Он часто наезжал в Венецию (город этот все еще, после падения Константинополя, оставался главным источником тканей из Оттоманской империи) и покупал там восхитительные ткани для ее гардероба. Это можно проследить по повторяющимся записям в ее расходных книгах. Начало им положено в июле 1503 года: тогда он привез отрезы высоко ценившегося шелка таби. К огромному гардеробу, привезенному Лукрецией из Рима. Строцци добавляет весомую часть, что отражается почти на каждой странице книги счетов за 1502–1503 годы. Возможно, Лукрецию вдохновила уступка Эрколе, поднявшего ей ренту, и она безудержно приобретает все новую одежду: 19 июня 1503 года она купила четыре камзола для лютнистов Чезаре и платье для одной из своих музыкантш. В том же году она заказала два камзола из желтого бархата для музыкантов, играющих на духовых инструментах, и отправила эти костюмы Чезаре. Были в списке юбки и другая одежда для Анджелы Борджиа, Джироламы, Николы, Катеринеллы и Камиллы. 9 августа 1502 года были заказаны два плаща из пурпурного атласа для Джованни Борджиа и Родриго Бисельи. Похоже, Лукреция, ссужая деньги Строцци, черпала из того же источника.

15 января 1503 года Строцци дал в ее честь бал, и на этом балу она повстречала Пьетро Бембо (до этого она с ним мало была знакома). Человек этот стал самым знаменитым ее любовником. Выходец из знатной венецианской семьи, Бембо был известен в Ферраре: отец его, Бернардо, занимал важный пост у феррарского герцога, и горожанам, помнящим историю поражения 1484 года в войне с Венецией, это было весьма неприятно. Пьетро некоторое время оставался в Ферраре, когда отец его вернулся в Венецию. Культурная атмосфера двора Эрколе подходила его темпераменту: это тебе не меркантильная, практичная Венецианская республика. Ближайшим другом Бембо в Ферраре был Эрколе Строцци. От него он слышал о Лукреции задолго до того, как ее повстречал. С октября 1502 года он оставался в Остеллато, на вилле Строцци, и в середине ноября немного развлек герцогиню. Эрколе он написал, что Лукреция «чрезвычайно красивая и элегантная женщина, лишенная предрассудков». После январского бала похвастался своему брату Карло: герцогиня, мол. сделала ему много комплиментов. «Каждый день, — писал он, — я нахожу в ней все больше достоинств, она превзошла все мои ожидания, а ожидания эти были велики, ведь я столько слышал о ней, и больше всего от синьора Эрколе». Рассказы Эрколе, которые Бембо назвал «письмами о Лукреции», продолжились и после того, как Пьетро снова уехал в Остеллато. Согласно одному источнику, Бембо в честь Лукреции написал мадригалы, и они были тайно переданы ей его литературными друзьями в Ферраре — Ариосто и Эрколе Строцци.

Строцци намеренно раздувал пламя страсти Бембо. Романтическое обожание Лукреции превратилось в культ для двух молодых поэтов. Очень возможно, что он и Лукрецию подталкивал к более близким взаимоотношениям с влюбленным. Романтическая интрига волновала его, позднее стало очевидно, что к Альфонсо он настроен враждебно. Лукреция с восторгом принялась поддразнивать Бембо: 24 апреля Бембо получил конверт, надписанный ее рукой, когда же он открыл его, в нем оказалось письмо от Строцци. Месяц спустя, 25 мая, Лукреция собственноручно переписала любовное стихотворение арагонского поэта XV века Лопеса де Эстуньиги «Я думаю, что если я умру..» («Yo piense si me muriese…»).

Бембо ответил собственным стихотворением на тосканском наречии, языке своего кумира Петрарки. В нем он изобразил себя запутавшимся в силке прекрасных светлых волос Лукреции, что, распустившись, упали ей на плечи. Упомянул и «невиданной красоты» руки, уложившие на место непокорные локоны и ненароком привязавшие к себе его сердце. Через триста лет в Амброзианской библиотеке Милана лорд Байрон прочтет эти послания, назовет их «самыми прекрасными любовными письмами в мире» и украдет волосок из локона Лукреции, который она, должно быть, послала Бембо в подарок за страстные стихи. С этим и другим сонетом Бембо послал Лукреции первый том знаменитой своей поэмы в прозе «Азоланские беседы». Лукреция в ответном письме попросила его предложить девиз для медальона, на котором ювелир изобразил пламя. Бембо прислал с гонцом письмо в тот же день. «А что до золотого медальона, который Ваша Светлость прислали мне с просьбой, чтобы я сочинил для него девиз, то нет, на мой взгляд, более благородного предложения, чем душа. Поэтому предлагаю выгравировать на нем: EST ANIMUM…»

Переписка пылкая, но, очевидно, все еще платоническая: вскоре после этого письма Бембо приехал в Феррару, встретился с Лукрецией, и у них произошел разговор, вероятно, они признались друг другу в любви. Об этом можно судить из следующего письма Бембо, написанного им из Остеллато 19 июня: «Заглядывая все эти дни в магический свой кристалл [сердце], о котором мы. Ваша Светлость, говорили с Вами в последний вечер, я прочел тлеющие в глубине его строки, которые сейчас Вам посылаю…» Сонет «Poi ch'ogni ardir» исполнен плотским томлением, пока еще не удовлетворенным. Ответ Лукреции во многом лишь отблеск чувств поэта: «Господин мой Пьетро, что же хотите Вы от меня услышать? Ваш кристалл — это мой, а, вернее, наш кристалл. Не знаю даже, что еще можно сказать, кроме, разве, того, что ничего подобного еще не было в моей жизни… Да будет так во веки веков». Ситуация складывалась серьезная, даже опасная. С этого момента письма их помечались секретным символом «f.f.». Бембо ответил страстным письмом: «Теперь мой кристалл [сердце] дороже мне всех жемчужин Индийского океана. Вы поступили в высшей степени милосердно, уподобив свое сердце моему. Господь знает, ни одно живое существо не было мне дороже Вас…» Относительно точного значения символа «f.f.» высказывалось множество догадок. Два года спустя у Лукреции появился медальон с портретом. С обратной стороны этого украшения выгравирован привязанный к дубу купидон с повязкой на глазах, а также буквы «FPHFF». С некоторой долей достоверности можно предположить, что необходимость использовать псевдоним отразила возраставшую глубину взаимоотношений и опасность, грозившую обоим любовникам в Ферраре, городе всесильных Эсте.