нет. Он вышел с мистером Павелкой. Он просил узнать, можете ли вы зайти к нему в двенадцать часов.

— Естественно! — выдохнул я, глупо ухмыляясь в зеркало. — Естественно, что за вопрос! Передайте ему, что я приду.

— Благодарю вас.

— Это я вас благодарю, — ответил я, опустил трубку и, все еще ухмыляясь, вышел на улицу. Прошел чуть ли не полдороги, пока вдруг не вспомнил про маменьку. И снова вернулся в будку — не хотел, чтобы меня подслушала миссис Нолан.

Маменька обычно мне не звонит… «Неужели, — думал я, — Имре с его особым даром все делать невпопад вдруг надумал ляпнуть ей про Белу?» И потому, услышав его голос, почувствовал страшное раздражение и рявкнул:

— Привет, дядя. В чем дело? С чего это мама решила мне позвонить?

— Не она, а я, Николас. Это я тебе звонил. Как ты поживаешь, мальчик мой?

— Все в норме. Что-нибудь случилось?

— Нет-нет, абсолютно ничего. Просто я за тебя тревожился. Ты в тот раз был такой подавленный.

— Вы случаем не рассказали маменьке про Белу?

— Нет. Ей вредит жара. Она все время разгуливает по солнцу без шляпы и очень устает. Но образумить ее невозможно! — ответил он, шумно дыша.

— Ладно, — сказал я. — Пока что не стоит ей рассказывать, дядя. Я потом объясню почему.

— Ты на меня сердишься?

— Конечно, нет. Все в норме, не волнуйтесь. Скоро я приеду, и мы поговорим.

— О, я очень рад, — ответил он, и чувствовалось, что так и есть. — Я боялся, что ты не захочешь со мной разговаривать…

Бедный старый слонопотам говорил так беспомощно и виновато, что я даже подумал, не стоит ли ему все рассказать, хотя бы намекнуть, но быстро перерешил. Еще успею, после того как поговорю с Павелкой. Еще несколько часов, еще одну ночь подождать, и потом можно двигаться в любом направлении.

Но с Маурой подождать не вышло. Обнимая ее ночью на нашем любимом заднем сидении, я вдруг почувствовал, как что-то у меня внутри, так сказать, дрогнуло, и, сам того не желая, сделал ей предложение. Я совершенно не мог сдержаться. В этом разбухающем потоке счастья слова выплыли из меня сами собой. Она после минутного молчания прижалась ко мне в темноте еще теснее и сказала:

— О да, Николас, да… Я согласна, согласна! — И все было решено. Она, мое золотко, вопросов не задавала, но когда я час спустя пожелал ей у ворот спокойной ночи, спросила:

— Можно я поеду с тобой, чтобы мы вместе все рассказали твоей маме? Мне так хочется при этом присутствовать!

— Ну конечно же, Маура!

— Может, мы сможем поехать в воскресенье и там переночевать? Чтобы я смогла хоть немного с ней познакомиться? А вернемся рано утром в понедельник.

— Клевая мысль, Маура! Я — за.

С этими словами мы расстались, и я пошел от нее темными улицами, ведущими к дому миссис Нолан, думая, как замечательно нам будет в воскресенье ночью и как здорово, что Маура познакомится с маменькой.

И все бы так и вышло, если бы мне посчастливилось провести эту ночь в Борнемуте, а не в Баррандове, в постели у Власты — как случилось на самом деле…

Часть VII

Глава 28

— Давайте сразу приступим к делу, мистер Вистлер, — сказал Канлиф. — Формула, которую вы нам привезли, неполная. Нам неизвестно, каким образом и почему это произошло, но факт остается фактом. Мистер Павелка, покажите ему эту… эту штуку.

Павелка, понуро и грузно сидящий в кресле, медленно пробудился к жизни и протянул мне какую-то стекляшку, которую до этого сжимал в руке.

Это был сегмент разрезанного полого шара — чтобы показать толщину стенок. Он был зеленый, матовый. И очень некрасивый.

Я облизнул губы и перевел взгляд со стекляшки на Павелку. Едва войдя в комнату, я почувствовал: что-то произошло. И теперь Павелка мрачно взглянул на меня, но не проронил ни слова.

— По мнению мистера Павелки, — сказал Канлиф после некоторой паузы, — единственное объяснение — что формулу записали в спешке. В ней множество всяких ляпсусов, которые поразили наших химиков. Но особенно бросается в глаза один из них. Может быть, вы сами объясните, мистер Павелка? — Голомбек — чертов осел! — тяжело пропыхтел Павелка.

— Я не думаю, — мягко прервал его Канлиф, — что мистер Вистлер обязан знать…

— Чертов осел! — повторил Павелка. — В тридцать седьмом он у меня чуть не вылетел с завода! И жаль, что только чуть… Теперь он нагрел меня и нарушил все мои планы. Здесь слишком много железа, йо? — Он ткнул бананообразным пальцем в стекляшку, которую я держал в руке.

— Железа, мистер Павелка?

— Окиси железа. Зеленый цвет — из-за железа, йо?

— А, да, конечно…

— Такого соотношения быть не может. Это неплохое стекло, но мы в пивных бутылках не нуждаемся. Я думаю, может, он заменил это доломитом? — И его бульдожья физиономия пошла складками. Несколько минут он напряженно думал.

— В конечном итоге, мистер Вистлер, — прервал молчание Канлиф, — формула очень похожая, но не точная. Мистер Павелка считает, что на ее базе можно провести исследование и здесь, на месте. Но это наверняка потребует массу времени и денег…

— Йо, времени и денег! — мрачно подхватил Павелка. — Чертов осел! Когда вы туда вернетесь, вручите ему мое личное письмо…

— Прошу вас, мистер Павелка! — резко оборвал Канлиф. — Когда мистер Вистлер туда приедет, он не станет делать ничего подобного. И без того сплошная нервотрепка…

— Я туда не собираюсь, мистер Канлиф! — вскричал я, вскочив со своего кресла со стекляшкой в руке и яростно крутя ее в пальцах. — Я совершенно не собираюсь туда ехать! Это вовсе не так просто. Вы не отдаете себе отчета… — И, говоря все это, я будто снова пережил жуткие часы, когда во рту сухо, а сердце выскакивает из груди — часы, проведенные с Галушкой, с Властой…? — Взять хоть этого Галушку. Галушка точно догадается. Вы даже не представляете, как опасно…

— Галушка? — спросил Павелка. — А при чем тут Галушка?

— О господи! — воскликнул Канлиф и вынул из портсигара сигарету. — К сожалению, я, видимо, пропустил мимо ушей рассказы про Галушку. Он очень волнует мистера Вистлера.

— Галушка? — снова спросил Павелка, тяжело дыша и грозно хмуря мохнатые брови, — Галушка — это ноль! Я этого Галушку послал подальше тысячу лет назад!

— Но Он вернулся, мистер Павелка? — завопил я. — Времена сейчас другие! Он — директор завода. И очень хорошо все сечет! С ним такое дело по второму разу не провернешь! Вы уж лучше надавите на ваших ученых,