– Нет! Не может быть! Я не могу в это поверить. Не может быть.

Он запустил руку в волосы, те самые волосы, которых я уже никогда не научусь касаться. Когда он поднял голову, весь его вид выражал неподдельное отчаяние: искаженное мукой лицо, поникшие плечи, опустошенные глаза. Прекрасный огонь, горевший в них прежде, погас. Они казались безжизненными.

Я сглотнула. То, что он собирался сделать со мной и моими воспоминаниями, было определенно чудовищно. Теперь он в отчаянии от того, что я его раскусила. Надо оставаться сильной и закончить начатое.

– Кэллум, пожалуйста, перестань делать это с людьми. Не заставляй кого-то еще пройти через то, что сейчас переживаю я. Просто оставь нас всех в покое. Ты должен уйти. Уйти прямо сейчас. – И, глядя ему в глаза, я сорвала с руки браслет и бросила его на пол. Кэллум замерцал и исчез. Я снова была одна.

Теперь я дала волю слезам. Они ручьями бежали по моему лицу и капали мне на колени. Но я не могла предаваться горю здесь, в этой комнате. Пусть я и не могла видеть его сама, но я знала, что он все еще может видеть и меня, и то, что я делаю. Надо уехать от него. Надо отправиться в такое место, где он никогда со мной не бывал. Я подняла амулет с пола с помощью карандаша и бросила в свой рюкзак. Порывшись в карманах, я нашла бумажный носовой платок, вытерла глаза, высморкалась и только после этого посмотрела на себя в зеркало. Потом отперла дверь и двинулась к ближайшему выходу из школы. Мне не хотелось столкнуться с кем-нибудь в коридоре. На улице моросящий дождик уступил место неяркому, прячущемуся в облаках солнцу, и ко мне со всех сторон неслись голоса девочек и девушек, весело коротающих время: визг учениц младших классов, доносящийся с противоположной стороны игровых полей, ободряющие возгласы зрительниц, наблюдающих за бегуньями на беговой дорожке, тихие разговоры групп, мимо которых я шла.

Все звуки, все картины были приглушены и отдавали чем-то нереальным. Внутри меня корчилась рвущаяся наружу боль, но я заставила себя обуздать ее. Сейчас не время давать ей волю.

Мои ноги сами собой привели меня к воротам школы. Я окинула взглядом автобусы, ища глазами знакомые лица, затем встала на той остановке, где больше никто не стоял.

У меня мелькнула мысль: а что, если он все еще за мной наблюдает? Я не могла этого знать. Возможно, он стоит сейчас рядом со мной. Ужаснувшись этой мысли, я зашагала прочь. Подъехал автобус, идущий в направлении, противоположном тому, где находился мой дом, и я машинально села на него. Я понимала, мне не скрыться от Кэллума, если он твердо решил следовать за мной, но я не могла просто стоять и ждать. Мне надо было чувствовать, что я что-то делаю. Я тупо подумала: интересно, куда направляется этот автобус, когда водитель включил скорость и мы тронулись с места, но, по правде говоря, мне это было все равно. Сидя в углу, я выбросила из головы все мысли и прижалась лбом к холодному стеклу окна. Оно оказалось гладким, не таящим в себе никаких сложностей, и я сосредоточила все внимание на нем.

Автобус ехал по извилистой дороге между магазинами и домами, где люди спокойно занимались своими повседневными делами, и мне казалось таким неправильным, что никто, никто не догадывается о моем отчаянии, что жизнь вокруг идет своим чередом. Через какое-то время я осознала, что здания уступили место парку. Мы направлялись к дворцу Хэмптон-корт.

Хэмптон-корт. До меня медленно-медленно дошло, что это значит. Это хорошее место, подумала я. Там я смогу затеряться в тисовом лабиринте. В это время дня после того, как все утро стояла такая мерзкая погода, там вряд ли будет людно.

Я заставила себя встать, сойти с автобуса и быстрым шагом направилась к лабиринту. Как я и думала, вокруг было мало туристов. И, как я и надеялась, в лабиринте не оказалось почти никого, а мужчина, охраняющий вход, выглядел совершенно безучастным. Я помахала перед его лицом сезонным билетом и прошла через турникет.

Я шагала между старинными стенами из тиса, не думая ни о чем и просто переставляя ноги. Это очень успокаивало. Я видела вокруг только заросли и слышала хруст гравия под моими ногами. Я шла, ничего не замечая, сворачивая за углы, временами поворачивая назад, шагая мимо тупиков и арочных проемов. И все время старалась держать свои эмоции в узде, сосредоточившись только на ходьбе.

Внезапно я осознала: что-то вокруг изменилось – воздух стал свежее, менее тяжелым. Я моргнула и огляделась по сторонам – я зашла в середину лабиринта. Я слишком хорошо знала этот лабиринт, и ноги сами привели меня к его центру. Я была не способна даже как следует заблудиться.

Я почувствовала, мое самообладание дает трещину, и, шатаясь, подошла к ближайшей скамье. Здесь я уронила голову на колени и отдалась горю. На меня накатывали волны тоски. Из моей груди рвались рыдания. Я вдохнула достаточно воздуха, чтобы дать им волю, и судорожные всхлипы последовали один за другим. Я больше никогда не увижу Кэллума.

Я чувствовала, как по моему лицу текут слезы, капая на землю у ног. Моя грудь продолжала вздыматься от горьких рыданий, я с трудом дышала. Мне хотелось только одного – чтобы перед моими ногами разверзлась огромная пропасть и чтобы я могла броситься в нее, забыв обо всем и больше не чувствовать боли.

Когда мне в голову пришла эта мысль, я поняла: именно так себя чувствуют Зависшие, день за днем, день за днем. Я не могла представить себе, что буду просыпаться с этим чувством каждое утро, зная, что это будет продолжаться вечно и выхода нет. На мгновение мне стало их жаль. И жаль Кэллума. Как я ни старалась выкинуть из головы все мысли о нем, я не могла не вспомнить его мягкую улыбку, сильные плечи и страсть, горящую в глазах. Часть моего существа все еще хотела верить, что человек, кажущийся таким добрым, таким хорошим, не может быть так бессердечен и жесток. Но всякий раз мой разум проделывал один и тот же круг и упирался все в те же его недомолвки и ложь.

Меня предали, и я чувствовала: теперь уже никогда не позволю себе так безоговорочно кому-либо верить, так сильно кого-либо любить. Мои мысли вдруг снова начала застилать пелена гнева. Нет, я не дам ему разрушить мою жизнь. Я еще найду кого-нибудь, кого смогу полюбить и кто полюбит меня.

Однако мне не удалось долго цепляться ни за этот свой гнев, ни за мысли о некоем более счастливом будущем. Отчаяние затаилось, ожидая удобного случая снова поднять голову и захватить меня целиком. Я подумала о Кэллуме, и боль вернулась, такая мучительная, что я невольно вскрикнула.

– Простите, мисс, но я уже скоро должен буду закрыть лабиринт, и…

Я открыла глаза и увидела того малого, который стоял на входе и проверял билеты. На его лице отразилось потрясение, когда он взглянул на меня. Он быстро сделал шаг назад, затем взял себя в руки.

– Я не хотел вас беспокоить, но несколько человек сказали, что вы, возможно, не можете найти выход. Если хотите, я вас провожу.

– Нет, все в порядке, – выдавила я голосом, осипшим от рыданий. Я был рада, что мои слезы успели высохнуть. Мне не нужна его жалость. – Я могу сама найти выход. Но все равно спасибо.