не мог избавиться от привычки к английской системе. В работе мне постоянно приходилось иметь дело с единицами измерения, и я привык переводить их из одной системы в другую в уме. У меня имелась и таблица перевода мер, наклеенная на ящик для инструментов.) В общем, второй уровень Дыры был достаточен для того, чтобы вскрывать большинство небронированных дверей. Пончик могла запускать и отключать заклинание по желанию. Пока ей по силам были углубления диаметром со стандартную крышку люка, которые существовали около пяти минут, хотя можно было снять действие заклинания и раньше.

Под моим взглядом она проделала отверстие в станционном информационном табло и заставила Монго просунуть в него голову и щёлкнуть зубами. В этом состоял боевой приём, который мы назвали сюрпризом номер один. Когда с этим было покончено, Пончик отключила дырку, и информационное табло приняло прежний вид, без следов повреждения.

– Карл, это самое чудесное заклинание в мире. Я должна тренировать и тренировать его.

– Работай, конечно.

Пока кошка практиковалась, я вышел на связь с Элли и Имани.

Карл: «Приветствую, друзья. Вы свободны?»

Элли: «К вашим услугам. Я уже начинала беспокоиться. Недисциплинированный мальчик».

Некоторое время у меня ушло на рассказ о заключениях, к которым мы пришли.

Имани: «Карл, теперь нам придётся прекратить останавливать поезда до тех пор, пока у нас не будет чёткого плана ухода отсюда. Если ты остановишь поезд, а за тобой на линии будут другие обходчики, они могут оказаться в ловушке из-за тебя. А это плохой исход. Хуже, чем ты можешь подумать».

Карл: «А вас что заставило прекратить изыскания?»

Элли: «Лекарства. Эта Леди Осьминог подсадила всех наших на опиаты. Обезболивающие. Повышающие градус витаминные инъекции. Называются-то инъекциями, но их надо пить».

Дальше Имани рассказала об их с Элли открытиях.

После каждой пятой остановки (номер, оканчивающийся пятёркой или нулём) начиналась сеть туннелей. Все монстры, севшие в поезд на предыдущих остановках, выходили, разбивались на группы в соответствии с расами и расходились по туннелям. Каждый переход заканчивался дверью, в которой имелась щель. За дверью находился монстр, именуемый Пука[60]. Имани описала Пук как покрытых мехом существ, похожих на гоблинов. Они – боссы местности. Каждый Пука обладает множеством сосудов для зелий. Он протягивает сосуд каждому монстру через щель в двери, монстр с сосудом проходит через вращающуюся в одном направлении дверь и попадает на станцию, с которой отправился.

По-видимому, зелья обладают мощными седативными свойствами и вызывают зависимость. Определённые зелья предназначаются определённым расам. Из-за приверженности к этим зельям монстры, которым случается проехать нужную станцию, впадают в панику. Каждому монстру полагается принимать только один сосуд за один раз, и приносимый зельем кайф длится ограниченное время.

Имани сказала, что наркотическое действие, насколько она могла судить, начинается только после прохода через портал. Монстр получает сосуд, минует портал, принимает зелье, а когда действие наркотика ослабевает, он возвращается на станцию, чтобы принять новую порцию.

Имани: «В описании сосудов сказано, что если моб не получает вовремя полагающуюся ему порцию, то с ним что-то происходит. Мобы изменяются физически. С ними происходит что-то вроде того, что происходило с Пёстрыми личинками, но здесь изменения грозят всем мобам, находящимся на этом этаже. Поэтому каждый раз, когда мы нарушаем регулярное движение поездов, монстры лишаются своих сосудов, и у них происходит цепная реакция».

Карл: «А что Кракарен?»

Имани: «Она и производит препараты. Я догадываюсь, что так как каждый сосуд предназначается представителю определённой расы, изготавливают зелья на разных станциях разные Кракарен, боссы разных местностей. Я не уверена, что мы в состоянии противостоять Кракарен, поэтому увела свою команду».

Элли: «Мы не могли её уговорить. Чересчур она робкая, наша Имани. А я бы всех льдом закидала».

Имани: «Монстры Пука превращаются в гигантских козлов, когда на них нападают. Так что если встретите кого-то из них, держите ухо востро. Серьёзные создания».

Мы договорились, что скоро снова увидимся в клубе «Десперадо», чтобы Имани и Элли сделали себе копию карты. Постоянно прибегать к чату стало утомительно. Женщины пожелали нам удачи на «Расчленении лимитед».

– Я не понимаю, в чём смысл всего этого, – пожаловалась Катя, когда я пересказал им с Пончиком новости друзей.

– У меня есть предположение, – сказал я. – Мордекай говорил, что неигровые персонажи и монстры запускаются в игру каждый раз с новыми воспоминаниями. Ведь так? Но при этом они остаются независимыми действующими лицами. Не то что безмозглые мобы, каких мы встречаем в реальных видеоиграх. Заставить одного или двух мобов сделать то-то и то-то, пожалуй, не очень трудно. А вот управлять целой группой, думаю, не так просто, как сказать об этом. Эти живут своими эмоциями, стремлениями, живут своей жизнью. Чтобы что-то сделать, они должны этого захотеть. Хозяева шоу придумали этот этаж с поездами, но они хотят, чтобы монстры садились и выходили через каждые пять станций. И тут начинаются трудности. Им требуется универсальный способ вызывать нужные им действия. Почему бы не приучать к наркотикам всех? Так монстры становятся покладистыми и петляют по одним и тем же маршрутам. Ведут себя предсказуемо.

– Что же, хозяева набили целый этаж монстрами и развивают у них зависимость от препаратов? – усомнилась Катя. – Как-то это… сложно.

Я хмыкнул.

– Так ведь всё происходящее безумно. Задумана идеальная, самодостаточная экосистема. Такая, которая могла бы надёжно существовать хоть какое-то время. Я не знаю, когда эта публика питается, спит, что там ещё. Но этаж предназначен для того, чтобы люди не могли мешать системе. Имани говорит, что монстры меняются, если не получают наркотик. Боюсь, скоро мы сами увидим, что она имеет в виду. Поезд идёт. Приготовились.

Поезд въехал на станцию почти бесшумно. Гладкий белый первый вагон имел обтекаемую форму, идеальную с точки зрения аэродинамики. За ним следовали всего два вагона. Кабина машиниста была застеклена со всех сторон, как башня «Боинга Б-17»[61] Сквозь стекло был виден и сам машинист.

Оригинальное это было создание. Мрачный жнец[62] в пончо и маске – такова была моя первая мысль.

Он увидел нас на платформе в то же мгновение, когда мы разглядели его. Хотя материальных глаз у него не было, я чувствовал на себе его взгляд, когда поезд замедлял ход.

В отличие от цветных линий, здесь вход в головной вагон не был блокирован. Я вдруг осознал, что этот вход был единственным на весь поезд; находился он возле места машиниста. Похоже, что этот машинист был единственным живым существом в поезде, во всяком случае, в первом вагоне.