– А ты мне не даешь слова вставить.

– Вставляй, если можешь. Или, скажешь, Любка врет?

Интересно, как я буду ей что-то объяснять в присутствии всейкомпании? К счастью, шнур у телефона был достаточно длинный, и я ушла с ним ксебе.

– Ты чего там затихла?

– Я перешла в другую комнату, теперь могу говорить.

– Давай говори!

– Аленька, я так счастлива!

– Господи, Кирюшка, но ведь это плохо кончится!

– Нет, это просто кончится, ни хорошо ни плохо,кончится, и все. Через неделю он уедет – и баста! Ты не представляешь, какой дивныйдень я прожила сегодня, и не хочу, не могу ни о чем думать, я люблю его, и онменя любит…

– Ясный перец! (Алевтина обожает молодежный жаргон.)Любовь до гроба, дураки оба! Он, конечно, уже тебе с три короба наплел –разведется, женится, удочерит Дарью?

– Вообще-то да.

– И ты, коровища, поверила?

– А вот ничуточки.

– Тогда в чем дело?

– В любви.

– Опять двадцать пять. А что с этим Котей?

– С Котей? А что с Котей? Я его люблю.

– Час от часу не легче!

– Пойми, Аля, Котя – это еще будущая любовь, там всенеизвестно. А Марат – прошлая, тут, наоборот, все известно, и от этого, может,еще слаще. Я не могу, я схожу с ума, я умираю от одного его прикосновения.

– И все-таки собираешься с ним расстаться?

– Да, я за эту неделю проживу все, что не прожилатогда, а он все равно неизбежно слиняет. И мне от этой уверенности даже легче.

– Что-то ты парадоксами заговорила. Делай, конечно, какзнаешь, только смотри потом не рви на себе волосенки.

– Я и делаю это, чтобы потом не рвать на себеволосенки. Алька, подумай, встретить человека, о котором столько лет мечтала, иотказаться от такого счастья? Разве я могу?

– Ну, подруга, ты просто бредишь, говорить с тобойбесполезно, и зря тратить деньги родной организации я не намерена. Резюмирую –все не так уж плохо. У тебя буйное помешательство, а это как раз излечимо! Ну,пока, да, кстати, ты когда прилетаешь?

– В ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое.

– Тебя встречать?

– Не надо, меня Марат встретит.

– Ах вот как, интересное кино! Пока, подруга, целую.

– Пока!

Так, подруги подняли международный переполох. Я вышла встоловую. Они все еще играли, а Даня в спальне терзал виолончель.

– Ну раз вы меня бросили, – сказала я, –схожу-ка я к Любе.

Они были так заняты игрой, что не обратили внимания на моислова, только Марат вскинул на меня удивленные глаза, но ничего не сказал. Япозвонила Любе. Ее не оказалось дома. Так, чем же заняться? Я взяла альбом ипопыталась нарисовать жанровую картинку – игра в преферанс. С этим я справиласьдовольно быстро. А теперь хорошо бы набросать портрет Марата, но, едва явзялась за него, они кончили играть.

– Все, хватит, – решительно сказал Марат.

– Да, уж если мама вечером взялась за альбом, значит,она не знает, куда себя девать, и ничего хорошего все равно не нарисует, –со знанием дела сказала Дашка. – Прости, мамуля, но я так давно не играла!А сейчас давайте пить чай!

Мы долго чаевничали, болтали, было очень уютно и мило.

– Мам, а чего Аля опять звонила?

– Да ничего особенного, спрашивает, можно ли даватьЖукентию сырую рыбу.

– А кто такой Жукентий? – заинтересовался Марат.

– Это мой кот, я ужасно по нему скучаю, даже рукитоскуют, так хочется его тиснуть.

– Он у тебя пушистый?

– Слегка. Он черно-белый, не очень крупный, а душа…

Дашка рассмеялась:

– Мама так его обожает, что я даже иногда ревную. Адуша у него и правда удивительная – когда мы с мамой, бывало, ругались, онначинал метаться между нами, мяукать, как будто говорил: «Перестаньтессориться!» – и это было так смешно, что мы сразу мирились. Если мама иногдаплакала, он ей слезы слизывал, а когда она чихала, он бежал из любого концаквартиры с громким мявом, словно говорил: «Будь здорова!» Я могла чихать довторого пришествия – ноль внимания, а мама тихонько чихнет – и он уже мчится кней. Мама его во дворе нашла, принесла домой, он был маленький и весь в блохах.Она его положила на письменный стол и стала выбирать у него блох, тогда ещеникаких этих средств не было. Так потом он бегал за ней и показывал, где у негоблоха.

– Это как же? – удивилась Вавочка.

– Он бежит за ней и кричит, старается привлечьвнимание. Мама спрашивает: «Жукочка, что такое?» А он ложится, например, наспинку, лапку переднюю поднимает, а под мышкой у него блоха сидит.

– Кирка, так и живешь с блохастым котом? –брезгливо спросил Стас.

– Да нет, это у маленьких легко блохи заводятся, апотом он подрос, стал чистый, красивый.

– Ты его часто моешь? – спросил Марат.

– А зачем его мыть? Он сам моется, он чистюля, мойЖукентий, родненький, как я по нему соскучилась!

– А что за имя такое странное – Жукентий?

– Сначала я хотела назвать его Марлоном, в честьМарлона Брандо, но как-то на Брандо он не тянул, тогда я назвала его Любимом,кот Любим, разве плохо? Но не прижилось. Дашка стала звать его Зулей, а от Зулиуже пошли всякие ласкательные – Зука, Жука, и Жука пристало к нему. А ужЖукентий – это его полное имя. Жукентий Мурашов.

– Кирочка, а ведь когда мы с тобой познакомились, утебя тоже был кот, и, кажется, тоже черно-белый?

– Да, Чоня.

– Это что же, в честь частей особого назначения? –осведомился Стас.

– Отнюдь, это от Чебурашки. Ну, тот был безумныйвесельчак. Жука у меня кот лирический, а Чоня был буйный. Все бил, колошматил,лазил по всем пальто на вешалке, прыгал сверху на гостей и вообще вытворял черт-течто. Помню, стою я как-то на кухне, посуду мою и вдруг слышу страшный грохот.Смотрю, это Чоня с буфета «Спидолу» сбросил, я кинулась ее поднимать, и тут мнев голову полетела какая-то миска. Это все он, Чоня!

– Ну, мамуля, завелась! Знаешь, папа, мама про кошекможет целый вечер рассказывать.

– Я ее понимаю. У меня у самого был когда-то кот, скоторым я играл в футбол. Я бросал ему теннисный мячик, а он, как вратарь, еголовил.

– Кстати, Дарья, почему это ты живешь без кошки? –спросила я.

– Данька не хочет, говорит, что лучше уж взять собаку ичто с него вполне хватает Любиного Шмулика.