– Да не в этом дело! Как ты не понимаешь – я черездвадцать лет все-таки дождалась…

– Чего ты дождалась, голова садовая? Чего? Нутрахнулась с ним, и дальше что? Может, еще пару раз трахнешься… в лучшемслучае, а потом?

– Я не знаю и знать не хочу, что будет потом, мне пропотом неинтересно, в сорок семь лет интересно про сейчас, про сию минуту.

– Может, ты и права, – вдруг грустно проговорилаЛюба. – А что будет с Котей?

– С Котей… Котю я, кажется, люблю.

– Интересная логика! А с этим недопеском что?

– Не знаю… Безумие, наваждение, сексуальный шок,реванш, сбывшаяся мечта, не знаю… Знаю только, что не могу спокойно быть рядомс ним, умираю от желания… Все про него понимаю, ты не думай, я ничуточки необольщаюсь, я просто добираю то, что недобрала, и он тоже…

– Ну он, допустим, недобрал, но про тебя я бы этого несказала, у тебя, кажется, никогда недостатка в мужиках не было…

– Ах, Любка, это все не то, пойми, это как… Ну, если бытебе вдруг подарили кусочек твоей молодости, всего пять дней, и ты можешьчто-то наверстать…

– Пять дней? Почему именно пять?

– Потому что через пять дней он уезжает!

Тут появился очень смущенный, но довольно чистый Марат.

– Простите ради бога, но…

– Да ладно, мне уже все объяснили, можете себя неутруждать, – очень сухо проговорила Люба. – Иди умойся ипричешись! – басом приказала она мне.

Я бросилась в ванную. Видок у меня был еще тот! Глаза гореликаким-то мартовским кошачьим огнем, щеки пылали, губы вполне недвусмысленноприпухли. Я быстро приняла душ, потому что все тело было в песке, тщательноумылась холодной водой, стараясь при этом думать о чем-нибудь оченьдобродетельном. И когда я вышла, Любка, взглянув на меня, проворчала:

– Вот теперь ты отдаленно напоминаешь приличнуюженщину!

– Суровая дама, – сказал Марат, когда мы сели вмашину.

– Да, знаешь, мы как-то в Новый год играли в такую игру– пишется рассказ без прилагательных, желательно о всех присутствующих, пишеткто-то один, а потом все остальные называют прилагательные, самые нелепые,автор их вписывает, а потом вслух читает рассказ. И порою бывают уморительныесовпадения. Вот и Люба в таком рассказе оказалась свирепой Любовь Израилевной.Мы потом ее только так и звали, а вообще она ужасно добрая, моя Любка, ястрашно ее люблю.

Мы подъехали к дому, поднялись по лестнице, стараясьдержаться на расстоянии, чтобы нечаянно не коснуться друг друга, это былослишком опасно. «Мы провода под током», – вспомнился мне опять Пастернак.

– Ну наконец-то, – приветствовала нас Дашка инаградила поцелуем каждого из родителей. – Вы голодные?

– Да!

– Понимаешь, мы хотели после купания зайти в кафе, а врезультате Марат черт-те сколько проканителился с колесом, затем мы куда-то нетуда заехали, поэтому так припозднились.

– Ничего, сейчас я вас накормлю! Пойдемте на кухню, ато Данька уже лег.

Пока она возилась с ужином, они с Маратом обсуждали, куданам с ним следует съездить, потом Дашка вручила ему ключи от машины, объяснила,где она стоит, и т. д. Мы с Маратом накинулись на еду, а наша дочка,подперев кулачком подбородок, с любовью и умилением взирала на нас. А я, дуранабитая, чувствовала себя совершенно счастливой – я сидела за столом смужчиной, которого любила больше всех на свете (я как-то забыла, что эта любовьосталась в далеком прошлом), и с единственной обожаемой дочерью, моей и этого мужчины.В какой-то момент мы с Дашкой встретились глазами, и, кажется, она прочиталамои мысли и улыбнулась мне, грустно и отчасти виновато. Хотя, видит Бог, еевины тут не было.

– Папа, перебирайся-ка ты к нам, зачем тебе жить учужих людей, когда у нас есть свободная комната.

Что она делает?! Я же погибну!

– О, это просто прекрасно! – вскричалМарат. – Завтра же и переберусь, если, конечно, Кира не возражает.

Я понимала, что надо, надо возразить, причем категорически,но при мысли о том, что у нас будут не только дни, но еще и ночи…

– Папа, а ты прямо сегодня и оставайся, я сейчас тебевсе приготовлю!

– Нет, девочка, это невозможно, я должен предупредитьхозяев квартиры, привести там все в порядок, оставить машину и так далее. Нозавтра вечером я уже буду здесь, с вами, мои дорогие…

Зазвонил телефон, звонок явно междугородний. Неужели Котя?

Это и в самом деле был Котя.

– Кузенька, я тебя не разбудил?

– Нет, что ты, ну как там дела?

– Да вроде бы все не так уж страшно. Дашино лекарство ибандаж очень пригодились, так что передай ей привет и благодарность от будущейсводной сестры. Я все рассказал Надюше, она очень за меня рада. Кузенька,почему ты молчишь?

– Я просто слушаю.

– А что у тебя с голосом, что-то случилось?

– Нет, ничего, я просто очень сегодня устала, а ты,думаю, вообще с ног валишься.

– Ну ладно, моя хорошая, ложись спать, я тоже сейчаслягу, а утром представлю себе, как ты плещешься в море, и мне сразу станетлегче. К тебе там еще никто не приклеился?

– Когда? – честным голосом спросила я. – Ты ведьтолько сегодня улетел (а я уже много чего успела). Котенька, не думай ни о чемдурном, ложись спать и береги себя.

– Для тебя?

– Конечно.

Ну почему, почему так бывает? Годами ничего в твоей жизни непроисходит, а потом вдруг события начинают громоздиться одно на другое и толькоуспевай поворачиваться. И все зависит лишь от воли случая. Вот предпочти ДашкаМарину Фельдман Марине Воробьевой – и все, мы с Маратом не встретились бы. Непопади Котин зять в аварию, Котя не улетел бы и не было бы этого вечера…

– Мама, я вдруг так захотела спать, просто ужас, тыпроводишь папу?

– Детка, я уже ухожу.

– Нет, папочка, ты не уходи, сиди сколько хочешь, а япойду спать. Спокойной ночи, папочка!

Нежно поцеловав папочку и мамочку, Дашка ушла к себе. И ятут же очутилась в объятиях Марата.

– Пусти, Марат, а вдруг Дашка еще вернется!

– Нет, нет, она не вернется, я не могу, пойдем, пойдемк тебе, скорее…

Я была не в силах противиться ему, но при мысли, что вот наэтой самой кровати я позавчера лежала с Котей, мне стало как-то не по себе.

– Нет, Марат, милый, не надо!

– Ну почему, почему? Я так тебя хочу…

– Марат, я не хочу опять наспех, кое-как, вот утром яостанусь одна, ты придешь, и у нас будет сколько угодно времени, а сейчас нет,не могу, я устала, пусти!