отвергнут холодным и жестоким отцом. Девушка хорошо понимала его потерю, хоть и не знала о ней. Так поступают лишь те, кто когда-нибудь пережили подобное — горечь утраты. Она сама от нее страдала.

Он нашел себя в ней.

И ее в себе.

Одна душа на двоих.

— Что тебе снилось до меня?

Девушка прикрыла глаза, кладя ладонь на его руку, которая покоилась на ее щеке. И шепот, едва различимый, словно они думали об одном и том же:

— Родители. Мама.

— Мне тоже, звездочка, — Киллиан печально улыбнулся, вспоминая события двадцатилетней давности.

Холодный ветер, паутина, окно в корке грязи. Широкие деревянные рамы цвета пепла. Лицо серое, восковое. Глаза пустые, как вечереющее небо. В одной худой руке она сжимала его рваный носовой платок, другой держала револьвер, дуло которого было направлено в притихшего пса.

— Расскажите мне хорошее воспоминание о ней, — попросила Ария шепотом. Словно боялась, что тот промолчит. — Иногда воспоминания согревают… а у вас руки холодные.

— Сначала ты.

Ария улыбнулась с закрытыми глазами, отодвинулась назад и похлопала ладонью по покрывалу:

— Ложитесь ко мне.

Ему не нужно было повторять дважды. Словно услышав приказ хозяина, мужчина послушно улегся рядом и сгреб девушку в объятья.

— Рассказывай.

Киллиан пускал поцелуи в ее волосы, пока внимательно слушал сонную речь:

— Мама гладила меня по голове, когда я безуспешно пыталась выучить длинное стихотворение. Стих предстояло рассказать в школе — нам всегда задавали сложные домашние задания по литературе. На утро у меня слипались глаза. Она натянула на меня черные колючие колготки, и пока я клевала носом, связала вытянутые носки узлом. Я чуть не упала, но было весело…

— Странное у тебя воспоминание, звездочка.

Мужчина немного отстранился, чтобы заглянуть в ее лицо. И вовремя: Ария счастливо улыбнулась, отчего ее душа засияла так ярко, что Киллиан едва не ослеп. Прекрасное зрелище. Самое прекрасное из всех, что только можно наблюдать.

— Мое лучшее воспоминание. Невероятно счастливое…

Ария тоже слегка отстранилась, с усилием воли разлепила глаза, чтобы вперить их в удивительного мужчину напротив. Сегодня его белые волосы были распущены, а во взгляде притаилось что-то страшное — такое, отчего ее живот сжался. Девушка не смогла удержаться от прикосновения: подушечки ее пальцев нежно погладили его хмурые брови, спустились ниже, чтобы ощутить громкий пульс. Наверняка, ее сердце билось также громко — она слышала его в своих ушах.

— Ваша очередь.

— Сидеть с матерью за столом. Вдыхать теплый запах остывающего пирога. Слышать ее смеющийся голос: “Подожди, Кил, пока остынет”. И чтобы весь мир, до последнего дюйма, пах грушами.

Ария застыла, наблюдая за тем, как в глазах мужчины горели воспоминания. Она уже было открыла рот, чтобы что-то сказать, как ее руку убрали с его волос. Оплели запястье пальцами, поднесли к губам, поцеловали прямо в горячую ладонь: жарко, чувственно, слишком жадно. Киллиан жмурился в этом странном поцелуе. Вот что его звездочка делает с ним. Одним лишь взглядом или вдохом.

— Вы скучаете, — сказала она тише шепота. — Я понимаю.

— Иди ко мне, — попросил Киллиан.

Она прильнула к нему в ту же секунду, оплетая мужчину всеми конечностями: закинула руки и ноги, прижала голову к его груди, поцеловала открытый участок кожи, заставив Аспида вздрогнуть.

— Грушевый пирог, значит, — сказала Ария серьезно. Пыталась подбодрить его — он уже знал ее характер наизусть. — А я только-только капустный научилась готовить…

Киллиан не удержался от смеха. Девушка улыбнулась.

— Я так люблю вашу улыбку, — сказала его звездочка. — Она такая красивая.

— А что еще у меня красивое? — спросил Аспид с прищуром.

Она тоже знает его характер, знает, что он издевается. И все равно, глубоко вздохнув и глядя в два белесых зрачка, почти шепчет:

— Вы красивый.

Аспид смотрел на девушку нечитаемым взглядом, а та лишь рвано вдыхала и выдыхала. Не привыкла говорить подобное.

— А еще вы любите ушами, — коварно улыбнулась она, чмокая мужчину в нос.

Он поймал ее шею, прежде чем девушка успела отстраниться, прижал ближе — так, чтобы ее губы ощущали его хриплое дыхание:

— Как я еще должен реагировать на твои слова? Я хочу тебя. И я хочу, чтобы ты хотела меня.

Арию с ног до головы опалило жаром. Она гулко сглотнула.

— А если я уже?

Киллиан улыбнулся.

— Нужно осуществлять мечты одной маленькой звездочки, не так ли? — тихо усмехнулся мужчина ей в губы. — Начнем прямо сейчас?

Она нахмурилась.

— Вы ведь не серьезно.

Одним ловким движением Киллиан перевернул девушку на живот и навис над ней, поставив руки по бокам. Она замерла, а он улыбнулся, предвкушая насколько же вкусным будет десерт. Киллиан будет есть его днями и ночами, с удовольствием слизывая взбитые сливки.

О, его девочка была очень сладкой — он был в этом уверен.

Ария дернулась, пытаясь вырваться, но безуспешно. Теперь она никуда от него не убежит…

Никуда и никогда…

Она — его. И только его.

* * *

Гоэль. Королевство Эленейрос.

Ария Тернер.

Боже мой, что он творит…

Из-за прикосновений Киллиана я вспыхнула как спичка на раз-два. Щеки опалило жаром, он безмолвно поцеловал меня в шею, вырвав из моей груди задушенный полустон-полувсхлип.

— Тише, звездочка, — шептали влажные губы в ухо. — Посмотри, что ты со мной делаешь.

Чужие ладони сжались на бедрах, толкнули в себя, дав почувствовать собственный настрой. Я зажмурилась, ощущая сладкую боль от сильных пальцев и своего возбуждения. Прошлые синяки почти сошли на нет, время от времени Киллиан все еще не сдерживался, но это мелочи. Настолько неважные вещи, что я не заморачивалась.

Он прижимал меня к себе так крепко — почти до помутнения сознания, пока я скрывала покрасневшее лицо в подушке. Лег на мою спину, сплел наши ладони, пока ремень его брюк царапал кожу через ткань ночной сорочки — а она была тонкой, слишком тонкой…

Мне казалось, что я вот-вот сгорю от его горячих поцелуев, настойчивых прикосновений… Боже мой, я точно схожу с ума. Что мы творим?

Мужчина почти брал меня сзади, только в одежде, едва толкаясь и шепча мне в ухо хриплые, неизвестные слова. Перед глазами — сплошная темнота, но оно и к лучшему. Я была совсем не готова видеть то, что мы делали, наблюдать за тем, как Киллиан лизал мне шею, поднимая сорочку выше и выше… пока та не задралась на талии. Я не хочу видеть это. Не хочу… Но может меня совсем чуть-чуть это возбуждало. И удивляло. И сводило с ума.

По сравнению с руками, поцелуи Киллиана были нежные и мягкие, ласково ложились, где хотели.