Как рейтары с их пиками у седел,

Иль мощные лапландские гиганты,

Иль в образе невинных дев и жен,

В чьем облике красы таится больше.

Чем в белых персях у любви царицы.

Огромные тяжелые суда

Пригонят из Венеции нам духи,

Возьмут руно в Америке златое,

Что каждый год доныне притекало

В сокровищницу старого Филиппа[114],

Коль будет тверд в решенье мудрый Фауст.

Фауст

В решении своем я тверд не меньше,

Мой Вальдес, верь, чем ты в решенье жить!

Корнелий

Те чудеса, что магия свершает,

Увидевши, ты клятву принесешь

Не изучать других наук отныне.

Тот, кто знаком с учением о звездах.

Обогащен познаньем языков

И выучил все свойства минералов,

Тот изучил основы колдовства.

Верь, будешь чтим ты всеми ныне, Фауст,

И толпами усердней посещаем,

Чем в древности оракул был Дельфийский.

Поведали мне духи, будто могут,

Все высушив моря, достать богатства

Из кораблей, когда-то затонувших;

А из глубин неведомых земли

Сокровища, что прадедами скрыты.

К чему ж еще стремиться нам троим?

Фауст

Да, не к чему, Корнелий! Как я счастлив!

Явите ж мне магические действа.

Чтоб где-нибудь, в глухой далекой роще,

Я мог начать учиться волхвованью

И радости могущества познать.[115]

Примерно в это же время появляется упоминание об «историческом» Фаусте[116]. В письме профессору Гейдельберга настоятель Вюрцбурга Иоганн Тритемий с негодованием пишет о некоем Георге Сабелликусе, который (по его словам) присвоил себе звание «Faustus junior, fons necromanticorum, астролог, magus secundus, chiromanticus, agromanticus, pyromanticus, в гидре arte secundus»: то есть «младший Фауст (почему „младший“ нам неведомо), учитель всех некромантов, астролог, второй маг, гадатель по рукам, по земле, по огню, второй в искусстве гадания по воде». Однажды Эббот почти встретил его в гостинице и слышал о нем из других источников. Сообщалось, что он говорил, будто в чудесах Христа нет ничего удивительного, и что он мог бы и сам делать то же самое в любое время; он также утверждал, что был мастером алхимии. Далее настоятель сообщал, что Фауст был учителем школы в Кройцнахе, где директором Франц фон Сикенген, но сбежал после обвинений в педофилии. Похоже, что профессор Вирдунг приглашал его в Гейдельберг, и, похоже, он приехал туда и даже работал в университете, что некоторым образом способствовало росту его репутации, поскольку в настоящее время о нем говорят как о «кумире Гейдельберга».

Но затем он снова пустился в путешествия; хвастался в гостиницах, составлял гороскопы для епископа Бамберги, говорил о том, что родился под влиянием Солнца и Юпитера (благоприятного для великих ученых, пророков и магов); Ингольштадтский городской совет запретил ему въезд в Нюрнберг как «содомиту и некроманту». В 1535 году он вступил в императорскую армию, которая в то время осаждала анабаптистскую цитадель Мюнстера, и предсказал ее захват; в другом письме говорится, что несколько лет спустя он также предсказал неудачу экспедиции в Венесуэлу[117]; «Философ Фауст, — написал один из участников экспедиции, — попал в самую точку».

Это все сведения о человеке, ставшем, по-видимому, прототипом доктора Фауста; после 1540 года упоминаний о нем нет. Но его репутация как прорицателя и некроманта была достаточно высока, чтобы вокруг его имени продолжали возникать легенды. Лютер слышал о нем и отзывался презрительно; он говорил, что этот человек называл дьявола своим зятем. «Доведись нам встретиться, — говорил Лютер, — он должен был бы уничтожить меня, протяни я ему руку, да только я бы его не испугался, поскольку Бог меня хранит, и во имя Господа я должен был бы протянуть ему руку». Сообщалось, что его неизменно сопровождали два фамильяра[118], лошадь и собака, которые уничтожили некоего мага в Венеции; говорили, что он заставил злого духа вредить монастырю, отказавшему ему в ночлеге, он творил вино, изливавшееся прямо из стола и так далее.

Сцена в «Фаусте» с вызовом Елены Прекрасной, возможно, заимствована из Эрфуртских лекций Фауста-прототипа, в ходе которых он демонстрировал членам Коллегиума героев гомеровского эпоса. Он вызывал их одного за другим, и как только один исчезал, на смену ему являлся другой, смотрел на зрителей и тряс головой, как будто он все еще пребывал на поле перед стенами Трои. Последним явился гигант Полифем с одним ужасным глазом посреди лба. Он зарос огненно-рыжей бородищей и жрал человеческую ногу, свисавшую у него изо рта. «Вид Полифема производил такое впечатление, что у них волосы вставали дыбом, а когда доктор Фауст приказал циклопу уйти, тот будто бы не сразу его понял и хотел прихватить зубами пару слушателей. Прежде чем уйти, чудовище ударило в пол своим огромным железным копьём, от чего содрогнулось всё здание коллегии». (Из Эрфуртской хроники Хогеля XVII века, основанной на рукописи середины XVI века. Также приводится в книге Лео Руикби «Фауст»[119].)

Были попытки изменить обстоятельства жалкой смерти Фауста — его забили насмерть в Виртемберге из-за подозрений в связях с дьяволом. К 1587 году на немецком вышла первая книга о Фаусте, и бродячий астролог стал легендарным персонажем. Первое английское издание появилось в 1592 году; оно и стало основой для Марло[120]. Именно в нем появляется превосходное описание царств ада, которое впоследствии использовал Шеридан Ле Фаню[121] в «Доме у кладбища». Это описание явно сделано другой рукой, и по стилю значительно превосходит остальную часть книги. Мефистофель в разговоре с Фаустом рассказывает, как Бог сотворил свет: «… и свет был на правой руке Бога, и Бог восхвалял свет. Бог стоял посреди, тьма была на его левой руке, там томился мой господин, закованный в цепи до дня суда: в этом адском лабиринте все только серое и грязное, серное, огненное, там везде вонючий туман или дым. Веришь ли, мы, дьяволы, понятия не имеем, что это за вещество вокруг. Как пузырек воды летит пред ветром, так ад перед дыханьем Бога… Знай, что ад — это другой мир, мы там живем; под землей и над землей, даже в небесах; десять княжеств входят в его состав, а именно: (1) Нижний ад; (2) Огненное озеро; (3) Темные земли; (4) Тартар; (5) Земли забвения; (6) геенна; (7) Эребус — царство