У пугала, наверное. Ха-ха-ха. Ой, мне так нельзя, у меня стенокардия.

Но Буратино был спокоен, он поглядывал по сторонам и даже иногда усмехался, заряжаясь от подрядчика:

— Спокойно, Рокко, — трезво, с улыбкой произнёс Пиноккио, — запомни, для того чтобы быть настоящим мужчиной, обладания оружием мало. Надо иметь ещё, как минимум, выдержку. Дай человеку посмеяться и высказаться, а уж затем решай, что с ним делать.

— Ой, уморили, — вытирал лицо синьор Перуцио, — смерти моей хотят. Воры! Ха-ха. А у меня помимо стенокардии ещё и несварения бывают. Ой, как всё болит, аж в пояснице стреляет. Воры! Ха-ха.

Прошла ещё пара минут, прежде чем синьор подрядчик успокоился окончательно. Он достал из кармана фляжку и сделал пару глотков.

— Вам, ребята, не предлагаю, коньяк — вещь крепкая, а вы ещё совсем зелёные, хотя и воры. Ха-ха.

— Синьор Перуцио, а чем был вызван взрыв этого вашего веселья? — вежливо поинтересовался Буратино.

— Вашим заявлением, синьор Буратино. Исключительно вашим заявлением, которое никак не сочетается с вашей тонкой шеей и с вашим фасоном штанов. Вот взгляните на себя со стороны и не обижайтесь, ради Бога, на меня, старика.

— Ну и как мы выглядим со стороны?

— Вы выглядите, как два мальчишки-оборванца, которые приходят к серьёзному человеку и нагло предлагают ему воровство. Воры! Ха-ха. Прости меня, Господи, — синьор Перуцио перекрестился. — А сами хилые, в лохмотьях, немытые.

— Только сегодня купались, — произнёс Рокко.

— Руку на отсечение даю, что в море и без мыла, — заметил подрядчик.

— Мыло — это барство, а мы не пижоны какие-нибудь, мы — люди серьёзные.

— А, — махнул рукой подрядчик, — Бог вам судья. Не хотите мыться, дело ваше, но скажите мне, господа воры, что вы можете украсть, кроме груши на базаре да порток с огородного пугала?

— Мы всё можем, — самонадеянно заявил Чеснок.

— Кофе, например, — был более скромен Буратино. — Вижу вот кофе выгружают, его можем и своровать. Полагаю, что кофе — продукт недешёвый, и на него всегда есть спрос.

— Кофе? — переспросил подрядчик. — Кофе — продукт дорогой и популярный. А сколько вы можете его украсть? Два кармана и пригоршню?

— А сколько весит мешок?

— Мешок весит пятьдесят килограммов.

— Мешков шесть унесём, я думаю.

— На себе, естественно? По полтора центнера закинете на спину и пойдёте прогулочным шагом в сторону рынка. Не так ли?

— Нет.

— А как же это сделаете, на телеге сюда приедете? — усмехался подрядчик. — Вам, наверное, не известно, что на ночь портовые ворота закрываются, а вдоль забора всю ночь ходят сторожа с собаками?

— Это нам известно, — ответил Рокко, — мы же ведь пацаны портовые.

— Ну, а что вам надо от меня, пацаны портовые?

— И в правду? — удивился Чеснок. — А зачем он нам? — и посмотрел на приятеля.

— Нам нужно, чтобы вы хотя бы один контейнер оставили прямо здесь, на пирсе, а не запирали его в охраняемый терминал.

— Ах вы — хитрец, — усмехнулся Перуцио, — знаете, что со складом вам не справиться. Ведь так?

— Так, — кивнул Буратино. — Я уже давно замки поглядел. Срубить их невозможно, а пилить долго. Вот оставили бы вы нам хоть один контейнер на пирсе — было бы всё отлично.

— Ох, и умный же вы ужасно, синьор Буратино, — отвечал подрядчик, — а с меня потом спросят, почему же такой-сякой оставил контейнер на пирсе? А мне что отвечать?

— Так их частенько оставляют, я сам видел, — заметил Рокко.

— Оставляют, — согласился Перуцио, хитро глядя на мальчишек, — но только в трёх случаях: либо судовладелец сильно торопил с разгрузкой, либо ближайший терминал забит под завязку, либо железнодорожники подадут вагоны ночью.

— Я что-то не понимаю вашего волнения по поводу чужих контейнеров? — сказал Буратино. — Они же ведь чужие, и ваше дело только снять их с кораблей и отправить адресату, так?

— Так, — кивнул подрядчик.

— Судовладельцы груз страхуют?

— Страхуют.

— Так что же вы волнуетесь?

— А репутация? — ни с того ни с сего возмутился синьор Перуцио, — это, по-вашему, не повод для волнения?

— А причём здесь ваша репутация, не вижу связи? — удивился Пиноккио.

— А вот я вижу. Страховая компания вой поднимет, а заодно и всю окрестную полицию. А полицейские будут шнырять в порту и спрашивать: «А почему вы, подрядчик Перуцио, оставили контейнер с кофе на пирсе?» А я им что отвечу?

— Скажите им, чтобы шли в зад, — предложил Чеснок.

— Это само собой разумеется. И не вам, молодой человек, этому меня учить. Но, — тут подрядчик сделал большую многозначительную паузу, — но моя репутация пошатнётся! Многие люди задумаются, а почему это Перуцио оставляет контейнеры на пирсах, как раз тогда, когда их грабят?

— Да чёрт с ними, с людьми. Пусть думают что хотят, вам-то что? — произнёс Рокко.

— Именно! Именно, молодой человек! Мне-то что со всего этого⁉

— Ну вот, — сказал Буратино, — разговор начинает принимать конструктивный характер. Предлагаю вам десять процентов с суммы реализации товара.

— Вот вы не хотели этого, конечно, — обиженно заявил Перуцио, — но вы меня обидели.

— Простите? — удивлённо поднял бровь Пиноккио. — Каким образом?

— А вы подумайте.

— А вы подскажите.

— Хорошо, — согласился подрядчик, — подскажу. Я что, по-вашему, похож на человека, репутация которого стоит десять процентов? Если вы скажете «да», то я вас больше знать не хочу.

— Извините, — не согласился с такой постановкой вопроса Пиноккио, — полагаю, что десять процентов — сумма немалая.

— Немалая? — Перуцио даже вскочил с бочки, на которой сидел. — А моя репутация — это, по-вашему, ерунда какая-то?

— Я так не говорил. Честно говоря, я и представить не мог, что вы столь щепетильны в этих вопросах, — почти извинился Пиноккио.

— Представьте себе, щепетилен. Да, щепетилен, если речь идёт о моей чести и достоинстве.

— Ну, хорошо, пятнадцать, — предложил Буратино.

— Пятнадцать? За честь и достоинство? Это подачка, — продолжал возмущаться подрядчик.

— А вы знаете, какие мы несём расходы? — в свою очередь возмутился Буратино.

— А моя репутация?

—