Отец поджал губы и нахмурился.

Иван повторил свой вопрос.

– А как тебе верить, когда ты молчишь как партизан? Какой я должен сделать из этого вывод? – вопросом на вопрос ответил отец. Выдержал эффектную паузу, но никто не собирался перебивать, и он продолжил: – А вывод такой, что ты виновен, ибо честному человеку скрывать нечего! Вот уж не думал, что ты опозоришь нашу фамилию уголовным делом!

Давненько отец не отчитывал его так сурово. Иван приготовился, что сейчас нахлынут привычные тоска и отчаяние, но нет, ничего такого не произошло. Он налил в свою любимую кружку с якорем ароматной заварочки, добавил кипятку и щедро намазал на кусок булки абрикосового варенья, рассудив, что надо пользоваться моментом, потому что в камере такого не поешь.

– Прости, папа, если я тебя расстроил, но далеко не все зависит от меня. Мы с Зайцевым действовали по обстановке и действовали правильно, а уголовное дело возникло просто потому, что мы остались живы. Всегда ведь все валят на пилотов, просто обычно они мертвы и судить некого.

– Почему же ты не признался мне раньше, если не чувствуешь себя виноватым?

Иван пожал плечами и посмотрел на жену. Лиза сидела, опустив глаза, и крутила в пальцах чайную ложку. Некстати вспомнилось, как на каком-то званом вечере у тестя Станислава Петровича подвыпивший профессор из мединститута расхваливал его прекрасную доченьку, мол, у нее золотые ручки и четкий мужской ум, и если она будет прилежно заниматься, то станет великолепным хирургом. Интересно, помнит ли сама Лиза, что когда-то подавала большие надежды, жалеет ли, что блестящее будущее кануло в заботах о семье и ребенке?

– Ты хоть адвоката взял?

Иван отрицательно покачал головой:

– Следователь сказал, что нас все равно осудят, так какой смысл выкидывать деньги? Они вам тут понадобятся, если меня все-таки посадят. Зайцев тоже не взял.

– Зайцев твой… – проворчал папа. – Подожди, что значит все равно осудят? Так ты все же виновен?

Лиза со стуком отбросила ложку:

– Николай Иванович, ну что вы в самом деле, будто при Сталине не жили!

– А ты, моя милая, Сталиным не прикрывайся! Меня вот очень настораживает, почему он нам заранее не сообщил… Не хочет, чтобы мы присутствовали на суде? Почему? Может быть, Иван, там твоя вина будет доказана более чем убедительно и тебе просто стыдно перед нами?

Иван доел булку с вареньем, и больше его ничего не держало за столом. Он встал:

– Может, и будет, откуда я знаю. Одно могу сказать – в составе суда прокурор точно имеется, тебе, папа, его роль исполнять не обязательно.

– Какое хамство! – с этими словами отец стремительно вышел из кухни.

В принципе другой реакции от него Иван и не ждал. Как-то Лев Михайлович, которому до всего было дело, разбирался с разводом одного командира из их отряда. Выполняя свой партийный долг, он целый месяц курсировал между разъехавшимися мужем и женой, и в итоге воссоединил семью. Подробностей Зайцев не открыл, но сказал, что, когда у тебя неприятности, порой бывает легче получить поддержку от постороннего человека, чем от родной жены. И это не потому, что она плохая, просто беда близкого причиняет человеку боль, и далеко не каждый имеет мужество терпеть эту боль, не давая сдачи. Вот и папа не может, и получается парадокс, если бы отец любил сына чуть меньше, то относился бы к нему гораздо добрее.

Иван сел рядом с Лизой и взял ее за руку. Она улыбнулась, кажется, через силу.

– Тебя правда не посадят?

– Если честно, не знаю. Пятьдесят на пятьдесят. Опять нам с тобой разлука…

– Я привыкла. – Лиза крепко сжала его ладонь. – Ничего, время быстро пролетит.

Иван кивнул.

– А вещи ты уже собрал?

– Следователь говорит, в один день такие дела не решаются. Завтра соберу.

– Я привезу, если что.

Он покачал головой:

– Не надо. Вообще не трать время на посылки и свидания.

– Как это?

– А зачем, если максимум через год я буду дома. Сколько у нас денег? Тысячи полторы есть?

– Тысяча восемьсот.

– Вам со Стасиком едва хватит продержаться.

Лиза отмахнулась:

– Не бери в голову. Выживем. В крайнем случае машину продам.

Иван вздохнул:

– Только в самом крайнем, ладно, Лиз? Летать мне больше не дадут, а на земле я на автомобиль, скорее всего, не заработаю. Но если понадобится, продавай, конечно. Кстати, не забудь мой расчет получить. У меня там еще за отпуск должны начислить, так что выйдет прилично.

– Хорошо.

– О чем мы говорим, Лиза…

– А о чем еще?

– Не знаю.

– И я не знаю. – пожала плечами Лиза. – Хотелось бы сказать, что все будет хорошо, но это не факт. А как еще тебе помочь?

Иван улыбнулся:

– Слушай, Лиз, ты, наверное, не помнишь… Мы когда первый раз были вместе, я потом сидел на этом самом стуле, а ты подошла и положила руки мне на плечи.

– Помню.

– А можешь снова так сделать?

– Конечно.

Лиза встала, зашла ему за спину. Через секунду он почувствовал прикосновение ее теплых ладоней и закрыл глаза.

– Ну что, Ваня? Не то?

– То. Самое то.

* * *

Ожидания Ирины оправдались ровно наполовину. Марию Абрамовну Горину, высокую угловатую женщину с короткой стрижкой, одетую в черные брюки и строгую кремовую блузку, трудно было заподозрить в экзальтированности, зато Валерий Викторович Попов выглядел типичным марксистско-ленинским философом. Подтянутый мужчина средних лет в неплохом сером костюме, с той деревянной и одновременно просветленной физиономией, какие можно встретить только у преподавателей общественных наук.

Представившись, Мария Абрамовна немедленно спросила, где можно курить, и отправилась к пожарному выходу, а Попов, видимо, по профессиональной привычке, разразился небольшой речью о том, как он гордится, что народ оказал ему высокое доверие. И всеми силами постарается его оправдать.

Ирина усмехнулась, вспомнив присказку Жени Горькова, что, когда замполит умирает, язык у него во рту еще три дня шевелится, и не стала обрывать народного заседателя. Лучше пусть выговорится сейчас, чем во время процесса.

Обвинителем в этот раз выступал ее старый приятель Бабкин, с годами сделавшийся еще более надутым и противным, что вызвало у Ирины сильнейшее искушение вынести оправдательный приговор хотя бы ему назло.

От адвокатов подсудимые отказались, что в данном случае было с их стороны не так уж и глупо. Даже самый блестящий защитник бессилен против телефонного права, так и незачем выкидывать деньги в пустоту.