Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если это правда, то Синнэмон не могла быть рабыней, вернувшейся в Дептфорд на борту «Темного ангела». Сципион врет? Хочет сбить меня с толку по приказу хозяина? Но если не Синнэмон, то кто?
– Но мистер Стоукс держит ее совсем не как горничную для дамы, – заметил я.
– Нет, – тяжело вздохнул Сципион. – Но не думайте, что ее обязанности менее обременительные.
Один из погонщиков улиток поднялся на ноги, но не смог удержаться и рухнул на наш стол. Он попробовал подняться, его опять зашатало, и он снова рухнул, но уже на свой стол. Монеты и улитки разлетелись во все стороны. Его друзья покатывались со смеху, а один из них вылил кувшин вина ему на голову.
Сципион поджал губы:
– Неудивительно, что на африканцев смотрят с презрением, если всех судят только по таким, как эти. Они получили свободу – и посмотрите, что они вытворяют. Они даже не пытаются стать лучше.
– Многие белые мужчины тоже тратят свое время на выпивку и азартные игры в тавернах, – заметил я.
– Ваша раса может позволить себе такую роскошь. Моя – нет. Если мы хотим однажды добиться отмены рабства, свободные чернокожие должны служить примером образцового поведения и образованности. Мы обязаны стать живыми доказательствами того, что мы не животные, которых нужно сковывать цепями. Я смотрю на таких, как эти, и впадаю в отчаяние.
Его злость опечалила меня, и я понял, что плохо понимаю, с какими препятствиями он должен сталкиваться. Я слышал про английских евреев, которые, столкнувшись с предвзятым отношением своих соседей-христиан, вынуждены были сбрить бороды и отказаться от своей религии, чтобы сойти за христиан. Чернокожим это было недоступно, и во многом я был этому рад. Зачем человеку скрывать свое истинное «я»? Только принимая наши различия, мы найдем лучший способ жить. Только поборов слепой фанатизм и нетерпимость, мы справимся с нашей разобщенностью. Но ничто из этого не поможет Сципиону, который, как мне казалось, нес на своих плечах всю тяжесть английской нетерпимости. Я с грустью подумал, что африканцы могут вырваться из одних цепей, но мы просто придумаем для них новые. Если и существует раса дикарей, то я был единственным ее представителем за этим столом.
Я уже собирался вновь заговорить о Синнэмон, когда заметил, что в таверне появилась знакомая фигура. Пышное тело Моисея Грэма и огромный парик вызвали насмешки у посетителей таверны, стоявших ближе всего к двери. Его это, кажется, совсем не волновало. Он обвел зал рассеянным и тревожным взглядом. Заметив меня, он замер.
– Простите, – сказал я Сципиону. – Я должен переговорить кое с кем.
Стоило мне встать, как Грэм развернулся и бросился из таверны с такой скоростью, какую только позволяли развить его полные ноги. Зал таверны был теперь заполнен людьми, которые до этого пили в саду, и мне потребовалось потратить немало времени, проталкиваясь к выходу. Наконец я выбрался наружу и увидел Грэма, спешащего прочь по погруженной во тьму Хай-стрит. Проклиная свою раненую ногу, я поспешил за ним.
На улице было полно гуляк, а на общинных землях цыгане разбили лагерь и плясали вокруг костра. Некоторые из них пытались преградить мне путь, подсовывая под нос вереск и языческие талисманы удачи. Я звал Грэма, но он не оборачивался.
Он приближался к концу деревни, где домов становилось меньше, пока они не исчезали совсем. Дорога вела в Лондон – желтоватая полоса прорезала погруженное во тьму поле. Я снова выкрикнул его имя. На этот раз он обернулся, а потом сразу перешел на бег – бежал вперевалку, сойдя с дороги, через поле.
Я снова выругался, не понимая, чего он боится.
– Я только хочу с вами поговорить, – закричал я.
Луна зашла за тучу, и я потерял его из виду. На территории в этих местах строилось много новых домов. Покрытые грязью участки между зданиями представляли собой будущие широкие улицы и площади. В целом место напоминало город после войны.
Луна снова вышла из-за туч, и я заметил Грэма, спешившего по участку между серыми стенами двух недостроенных домов. Я обеспокоенно огляделся. Пистолет и меч я оставил дома – я всегда так делал, когда шел на работу в Уайтхолл, – а эти поля пользовались дурной славой из-за воров. Но меня влекла за собой паника Моисея Грэма. Теперь, как и на похоронах Тэда, он вел себя как человек, которому есть что скрывать.
Глава двадцать девятая
Участок был опасным, со множеством скрытых препятствий: кирпичи, спутавшиеся растения, разбитые плитки. Лунный свет озарял дорожки, которые вскоре станут прямыми проспектами и серпообразными улицами, пронзал пустые окна торчащих, как зубы, домов.
– Мистер Грэм! – крикнул я. – Не бойтесь!
До меня доносились только тихая музыка и смех из одной из таверн. Время от времени карета или телега с грохотом проезжала по дороге Лондон – Марилебон. Я добрался до места, где в последний раз видел Моисея Грэма, пробегавшего между двумя недостроенными особняками.
Я услышал тихий шорох камней и резко развернулся. Похоже, он доносился из одного из самых больших домов, вероятно, будущего особняка маркиза или герцога. Я подошел к нему, с опаской оглядываясь вокруг, и поднялся по ступеням. Внутри было темно, как в склепе. Я постарался подавить нехорошие предчувствия, которые вызывало это место.
– Мистер Грэм? Я не доставлю вам неприятностей. Обещаю.
Тишина. Я прокрался в глубь дома, напрягая зрение. Мне удалось рассмотреть парадную лестницу и наполовину уложенный мраморный пол. Над хаосом возвышались леса и столярные верстаки. Я услышал слабый шорох в дальнем конце холла и быстро направился к тому месту. Я обогнул леса, и тут что-то юркнуло по полу – яркая цветная полоса в темноте. Жуткий нечеловеческий крик пронзил ночной воздух. Лиса.
Когда эхо стихло, я уловил еще один звук: слабое потрескивание, повторяющееся с определенными интервалами, словно кто-то пытался бесшумно идти по заваленному мусором полу. Я определил, откуда идут эти звуки, и стал вглядываться в одну из погруженных во тьму комнат, отходящих от холла.
– Мистер Грэм?
Я прошел дальше в комнату и услышал звук шагов. Я инстинктивно отступил, когда что-то тяжелое разрезало воздух перед моим лицом. Удар пришелся мне по руке, но вышел слабым. Я схватил палку прежде, чем