— А что со мной не так? — поднял бровь тот, продолжая, впрочем, улыбаться, будто кот, стянувший со стола сметану.

— Мне кажется, тебе не составит труда попасть в глаз в бегущего зигзагами в сотне метров от тебя.

— Ты преувеличиваешь мои возможности. — Хельмут даже не смутился — этого он, кажется, тоже не умел. — Но как только выпадет шанс и мне попадётся бегущий зигзагами в сотне метров от меня, я обязательно попробую.

Генрих коротко рассмеялся, положил салфетку на колени, разглаживая, и задал следующий вопрос:

— А с мечом как?

— Сойдёт, — махнул рукой Хельмут, никогда не ставивший клинок в приоритет. Он бросил нетерпеливый взгляд в сторону служанок, которые вот-вот должны были подать первое. Впрочем, Генриху подумалось, что дело не в еде: у одной из молодых служанок был уж слишком глубокий вырез… — Если честно, я не считаю меч каким-то величайшим оружием современности.

— Может, так оно и есть, — наклонил голову Генрих, — но мне кажется, что в будущем о нём будут думать именно так.

— Но ведь есть же копьё, — недоуменно протянул Хельмут. — Научить новобранца управляться с ним легче, чем с мечом. Да и металла на него нужно куда меньше, чем на меч, фальшион и всё в этом духе.

— Как будто я без тебя всего этого не знаю. Вообще, да, я согласен: копьё недооценено. Но тебя я, кажется, с ним ни разу не видел.

— Ты же знаешь: мой лучший друг — лук. Помимо тебя, конечно. Кстати, о луке: тебе не кажется, что в супе его многовато?

Этот непринуждённый разговор немного отвлёк от невесёлых мыслей. Хельмут всегда умел поддержать, иногда сам того не ведая, но в этот раз Генриху не очень-то хотелось делиться с ним своими переживаниями. Почему-то с леди Кристиной барон Штольц не сошёлся. Они постоянно смотрели друг на друга как заклятые враги, постоянно дерзили друг другу — слава Богу, до оскорблений дело ещё не дошло. Генриха это злило, и он догадывался, что не последнюю роль здесь сыграла ревность. Хельмут был собственником, тут не поспоришь, а теперь ещё и явно завидовал тому вниманию, что уделял Генрих Кристине.

Было жаль её: она смиренно терпела эту ненависть, лишь изредка отвечая барону Штольцу сдержанными колкостями. Наверное, в любой другой ситуации она бы смогла поставить его на место, но сейчас, из-за подавленности, беспокойства и отчаяния ей пока этого не хотелось.

Генрих решил поговорить с Хельмутом об этом незамедлительно, но не успел он и вдоха сделать, как вдруг дверь в зал тихонько открылась и внутрь несмело зашла Кристина.

Генрих улыбнулся. Он был безумно рад её видеть — девушка нечасто появлялась в обеденном зале, ещё реже присылала свою служанку за порцией. Хорошо, что к ней наконец вернулся аппетит.

Выглядела она в целом как обычно: невысокая, бледная и уставшая, в чёрном бархатном платье с золотистой вышивкой и тонкой тёмной вуалью на волосах. И именно из-за этой вуали Генрих не сразу увидел, что с её волосами было что-то не так.

Они были короткими.

Может, не столь короткими, как носили некоторые мужчины… Обрезанные чуть ниже ушей, не очень ровно и бережно, они то и дело лезли ей в лицо, и Кристина терпеливо убирала их, пытаясь заправить за ухо. И было в этой причёске что-то бунтарское, протестное — и безумно очаровательное. Потом Генрих понял, что именно в тот момент он увидел в леди Коллинз женщину.

— Простите, что опоздала, — тихо произнесла Кристина, не поднимая глаз, и, придерживая подол платья, поднялась на помост и присела рядом.

Забывшись, Генрих выронил вилку.

Violett und schwarz[25]

Иллюстрация от Юфимии

1369 год от Великого Затмения, сентябрь

Осень этого года была на удивление тёплой, даже жаркой, но благоухающий сад спасал от неожиданной жары — здесь было прохладно и свежо. Однако, несмотря на внезапное тепло, никак не желавшее уступать своё место осени, зелёная листва некоторых деревьев уже начала покрываться желтизной, да и яркая трава тоже подсыхала.

Баронесса Джолента Штольц устало присела на край изящной садовой скамейки и вздохнула. Виктория обеспокоенно взглянула на неё: уже полчаса они гуляли по саду, любуясь рукшеисскими золотистыми розами, но Джолента всё чаще останавливалась, чтобы отдышаться и отдохнуть, и при этом всё бледнее становилась.

Где-то неподалёку вдруг раздался негромкий плач новорождённой Хельги, которая сейчас была с няней. Джолента встрепенулась, приподнялась, но Виктория мягко, хоть и настойчиво, сжала руками её плечи и тем самым заставила остаться на месте.

— Прошу тебя, дорогая, не тревожься, — шепнула она: наедине они могли позволить себе называть друг друга на «ты». — Отдохни немного. Нянюшка прекрасно справляется со своими обязанностями.

Джолента взглянула на неё с благодарной улыбкой, словно за прошедшие после родов дни ей ещё никто ни разу не говорил, что она имеет право на отдых. Да, её новорождённую дочь окружали няни, служанки, кормилица, но баронесса Штольц всё равно беспокоилась.

— Я боюсь, что ей не хватит моей любви, — призналась она в который раз, и Виктория посмотрела на неё с сочувствием.

— Ты не сможешь дарить ей свою любовь, если устанешь и заболеешь. Ты ещё очень слаба после родов, поэтому должна беречь себя. Вот поправишься — и тогда одаришь дочку своей любовью в полной мере.

Джолента вновь устало улыбнулась. Интересно, как она справлялась пять лет назад, когда родила первенца, Хельмута? Виктория тогда ещё не была её подругой, а поэтому не могла дать доброго совета или просто поддержать… Впрочем, она сама в те времена была не слишком опытной мамой — пять лет назад у неё был всего один сын.

Через мгновение плач Хельги затих.

— Твоя дочь довольно тихая, — хмыкнула Виктория, поправляя подол своего синего платья. — Всю жизнь мечтала о дочке, а в итоге у меня два охламона.

Джолента слабо улыбнулась её словам, но эта улыбка не могла скрыть поистине болезненного вида женщины. Поэтому Виктория, приехавшая на имянаречение маленькой Хельги и не отходившая от баронессы Штольц ни на шаг, настояла на этой прогулке по саду, чтобы она могла подышать свежим воздухом и хоть немного взбодриться.

Несмотря на подорванное здоровье Джоленты, Виктория всё же ей немного завидовала: ни в её родном Вайзере, ни в Айсбурге такой красоты не было. Вайзер располагался в степной местности на берегу небольшой реки, с севера и востока его окружали горы. А вокруг Айсбурга со всех сторон теснились