женщин, что ему доводилось знать. Лорд Генрих всегда отзывался о ней с искренней симпатией, теплотой и восхищением… Главное, чтобы она ему не отказала.

Взгляд Рихарда из удивлённого превратился в, что называется, ошарашенный. Дикону стало даже весело: надо же, он, простой оруженосец, знает о планах лорда Генриха, а его младший брат — нет.

— Вообще-то, барон Хельмут тоже что-то такое говорил, — медленно и тихо произнёс Рихард. — Он собирался делать предложение той девчонке из Даррендорфа.

— Девчонке? — удивлённым тоном переспросил Дикон. Ему баронесса София казалась вполне взрослой девушкой, почти уже женщиной, а Рихард называет её девчонкой…

— Ну да, — беспечно пожал плечами тот. — Она старше меня всего на год. Конечно, она девчонка.

— Может быть… — не стал спорить Дикон.

— Ой… — После небольшой неловкой паузы Рихард вдруг покачал головой и поднял бутылку. — Будешь?

— Это что? Вино? — удивлённо протянул юноша. Лорд Генрих не разрешал ему пить вино, считая, что оно вредно для подрастающего организма, да Дикон и не горел желанием: ему не очень нравился вкус алкоголя.

— Нет, — улыбнулся Рихард. — Это какой-то редкий анкерский напиток… Говорят, что у нас, в Драффарии, он есть только в Штольце, потому что барон Хельмут его очень любит. Называется, кажется… — Он прищурился, пытаясь вспомнить название. — Кифер, что ли… В общем, неважно. Мне он тоже нравится, так что попробуй. — И он протянул бутылку Дикону.

Тот бутылку взял, но открывать не спешил. Вдруг этот зеленоглазый лордёныш решил его отравить? Хотя, казалось бы, за что… Это Дикон Рихарда недолюбливал (хотя чем дольше они разговаривали, тем сильнее он сомневался в этом), а тот своим поведением никакой неприязни не показывал.

— А ты зачем вообще пришёл? — подозрительным тоном осведомился Дикон.

— Я же сказал: мне страшно, — пожал плечами Рихард. Он ответил таким спокойным тоном, будто говорил о погоде или о чём-то в таком духе. — И я подумал, что тебе наверняка тоже страшно, тем более ты младше…

— То, что я младше, не делает меня трусом! — вспылил юноша. Возмущение, кажется, на миг лишило его рассудка, потому что он вскочил с места с намерением задать гадёнышу хорошую трёпку. Тот взглянул на него спокойно, хоть и несколько удивлённо.

— Разве я назвал тебя трусом? — приподнял бровь он, и это движение показалось Дикону донельзя знакомым.

— Страх — это слабость, — буркнул он неуверенно.

— Бояться вовсе не стыдно, особенно смерти, — возразил Рихард. — Особенно такой, какая царит в битвах… То, что ты боишься и что я боюсь, не делает нас трусами или слабаками.

На самом деле Дикон понимал, что Рихард прав. Он до последнего кичился перед лордом Генрихом и самим собой, что не боится, но на самом деле боялся просто до одури. Наверное, даже в самом центре битвы ему не было бы так страшно, как здесь, в расположенном на довольно-таки большом расстоянии от поля боя, безопасном шатре, где ничего не было видно и ничего не было известно… Именно это и пугало. Он не знал, жив ли лорд Генрих, жива ли леди Кристина, проигрывают они или выигрывают… И Рихард, скорее всего, тоже боялся именно поэтому.

— Ладно, давай сюда свой кифер, — улыбнулся Дикон, садясь на место. Младший Штейнберг облегчённо выдохнул и протянул ему бутылку, предварительно откупорив. Дикон поднёс её к губам и сделал глоток. Жидкость показалась ему похожей на молоко, но чересчур густой и довольно кислой. Вкус был необычным — чаще всего прокисшее молоко был той ещё отменной дрянью, но именно в это прокисшее молоко, видимо, добавили что-то такое, что дряни поубавило. Дикон пришёл к выводу, что этот самый кифер всё-таки довольно вкусен. — Ничего, — протянул он, возвращая Рихарду бутылку. — Очень даже ничего…

— Я рад, что тебе понравилось, — сказал Рихард. — И ты всё-таки постарайся не слишком бояться… Думай о хорошем. Я вот думаю о том, что леди Кристина скоро станет мне родственницей… Почти сестрой. Всегда мечтал о сестре, — добавил он, и Дикон не мог не заметить лёгкий румянец, появившийся на его бледных скулах. — Может, она научит меня фехтовать, — продолжил он мечтательно.

— А ты не умеешь? — удивлённо протянул Дикон. — Неужели милорд… то есть, твой брат тебя не учил?

— Учил, конечно, но леди Кристина фехтует иначе… Я бы хотел так, как она.

— Дело в том, что она женщина?

— Да нет же… — отмахнулся Рихард. — Хотя не знаю. В её манере владеть мечом есть что-то особенное.

Дикон не ответил. Видимо, он и правда ещё слишком юн, чтобы разбираться в тонкостях фехтования.

— Мы могли бы позаниматься вместе, кстати, — вдруг подал голос Рихард, — друг друга поучить и всё такое…

— Да, можно, — вздохнул Дикон. Поначалу эта идея показалась ему дурацкой и глупой, но потом он подумал, что с Рихардом, возможно, было бы даже легче и интереснее… Почти незаметно для себя он сделал ещё один глоток таинственной жидкости и вернул ему бутылку. — Только после битвы, хорошо?

— Хорошо, — улыбнулся Рихард. — Если будем живы, конечно.

— Если будем живы… — отрешённо повторил Дикон и вздохнул.

Озарение[24]

1394 год от Великого Затмения, май

Последние дни геужеса выдались тёплыми, солнечными, хотя чаще всего конец весны ознаменовывался грозами и бурями. Сквозь высокие стрельчатые окна в обычно тёмный, мрачный большой зал Айсбурга пробирались тонкие длинные лучи, ложась квадратами на пол. В этих лучах плясали пылинки, блики весело мерцали на оружии и латах, а также начищенной посуде, которую раскладывали служанки.

Почему-то с утра, несмотря на ясную, приятную погоду, у Генриха было абсолютно мерзкое настроение. Возможно, отчасти дело было в Кристине, которая ни в какую не хотела поберечь свою жизнь и остаться в безопасном Айсбурге на время войны. По понятным причинам она постоянно ходила как в воду опущенная и к тому же почти ничего не ела. С этим нужно было что-то делать, но Генрих совершенно не представлял, что. Может, Кристина в чём-то права, и во время похода ей удастся «ожить»… И всё равно беспокойство за её жизнь мешало ему полностью принять её выбор.

Хельмут оказался в зале внезапно — или Генрих, погрузившись в свои мысли, просто не заметил, что он зашёл. Причесавшись и в целом приведя себя в порядок после тренировки, барон Штольц так и сиял, словно весеннее полуденное солнце. Он отодвинул стул и буквально рухнул на него, устало выдохнув.

— Ну, как дела? — скучающим тоном спросил Генрих, сминая в руках салфетку.

— Пятьдесят из пятидесяти, — самодовольно (впрочем, иначе он не умел) улыбнулся Хельмут. — Я ваши мишени уже наизусть выучил, не глядя попадаю.

— Может, дело