как к покойному отцу, так и к Леснику сразу же смягчилось. Чертовы гормоны! Когда они бушевали в ее организме, было просто чудом, что она достигла совершеннолетия, не объявив натуральной войны половине людей, которых знала, и вот теперь вынуждена терпеть все это по новой…

– Я ненавижу опять быть шестнадцатилетней! – вырвалось у Цереры.

– Я уверен, что это пройдет, – ответил ей Лесник. – Определенно на это надеюсь.

– Эй!

Но он уже тронул каблуками свою лошадь, так что любой остроумный ответ был бы направлен ему в спину. Церера отдала свой последний долг, еще раз бросив взгляд на могилу, отмеченную цветами, которые сама положила туда. Она вдруг осознала, что совершенно не представляет, как могли выглядеть Блайты. В ее собственном мире в подобном доме обязательно нашлись бы фотографии, даже живописные портреты его обитателей, скорее всего, и в детском возрасте, но госпожа Блайт и ее дочь ничего подобного после себя не оставили – только свои запасы трав, специй и лекарств, кое-какие личные мелочи и набор сугубо практичной одежды. Церера взяла себе что-то у обеих из них: ингредиенты для очередной примочки, гребень, которым расчесывала волосы, а также бриджи, рубашку и куртку, которые сейчас были на ней. Это не было похоже на воровство, даже у мертвых. Скорей это был способ увековечить их память, взять с собой в дорогу какую-то их часть. Таким образом они не будут забыты ею.

А тем временем они с Лесником еще и будут искать их пропавшего ребенка.

* * *

Может, пегая была и поменьше кобылы Лесника, но оказалась легка на ногу, да и нагружена была не так тяжело, так что ничуть не отставала. Вместо того чтобы сразу же направиться в сторону упомянутых им крестьянских хозяйств, Лесник сделал по владениям Блайтов три круга, каждый из которых был шире предыдущего, так что на карте их путь выглядел бы в виде спирали. Церера видела, как он всматривался землю, пытаясь отыскать след, оставленный убийцами, но так ничего и не нашел – и в конце концов сдался.

– Надо двигаться дальше, – сказал Лесник. – Яд дриады не получится сдерживать слишком уж долго, и даже примочки могут перестать действовать уже до конца дня. Это не похоже на укус паука или змеи. В этом яде есть какое-то заклятие.

– Но как же ребенок?

– Нельзя выследить того, кто не оставляет следов. Я не вижу ни отпечатков сапог, ни следов копыт. Те, кто забрал младенца, могли передвигаться и не на своих двоих.

– Вы хотите сказать, что они умеют летать? – спросила Церера.

– Ты же читала описание этого места в рассказах Дэвида… Здесь есть существа, которые охотятся и убивают на лету.

Церера мысленно вернулась к книге.

– Гарпии?

В греческих мифах, которые она читала, гарпии были наполовину женщинами, наполовину птицами. Хотя те, с которыми столкнулся Дэвид, были наполовину женщинами, а наполовину летучими мышами, что делало их еще более устрашающими – как вампиров, которых не тревожит солнечный свет.

– Блайтов убили не гарпии, – ответил Лесник. – Они бы сами сожрали трупы, а не оставили их свиньям. И если б убийцы хотели смерти младенца, то убили бы его вместе с его матерью и бабушкой. Возможно, у нас еще есть какое-то время.

Но Церера не была в этом настолько уверена. Можно причинить боль ребенку, и не убивая его, и любому ребенку нечего делать среди тех зверей, человекообразных или нет, которые способны убить его мать. Тем не менее она не видела, чтобы у них с Лесником был какой-то выбор. Оставалось лишь и дальше продвигаться вперед – в надежде, что им все-таки откроется какая-то подсказка.

XXVII

EOTENAS (староангл.)

Великаны

Два часа спустя Церера с Лесником подъехали к какому-то круглому строению, стены которого были сложены из камня, а крыша покрыта соломой. К нему прилепились такие же, только значительно меньшего размера – словно крошечные пузырьки, притянутые к более крупному.

– Я не узнаю это место, – недоуменно произнес Лесник.

Но Церера уже видела подобные сооружения, пусть даже и в виде реконструкций или рисунков, обнаруженных во время археологических раскопок, которые так любил посещать ее отец и в которых с удовольствием принял бы участие, если б его пригласили: это был так называемый «круглый форт». Большое строение представляло собой первоначальный дом, а затем, по мере увеличения численности семьи или возникновения необходимости в хозяйственных помещениях, к нему добавлялись дополнительные кольца.

В дверях основного жилища громоздился огромных размеров старик, девяти или десяти футов ростом[16] и разве что вдвое меньше в ширину. Он был таким высоким, что ему пришлось наклонить голову, чтобы не задеть ею притолоку, и настолько широкоплечим, что ему пришлось повернуться боком, чтобы пролезть в проем. Церера заметила горизонтальный синяк, еще только заживающий у него на лбу – судя по всему, старый гигант регулярно забывал пригнуться, входя и выходя из дома. Длинная седая борода доходила у него до самого пупка, а живот свисал до коленей. Судя по его виду, пустись он вдруг бегом, вряд ли смог бы убежать далеко или быстро, но мускулы у него на руках по сравнению с мускулами Лесника была все равно что мускулы Лесника против мускулов Цереры, а ладони достаточно большими, чтобы захватить ее голову целиком. Она бы не сказала, что глаза у него особо добрые, но и злобными они тоже не были. Вот, подумала Церера, человек суровый, но честный.

Он поднял правую руку, и лишь тогда Церера заметила двух великанов помоложе и великаншу поменьше, все еще подросткового возраста, которые вышли из своих укрытий за кустами и стенами. Все они были выше семи футов ростом, но более худощавого телосложения, чем старик, хотя и относительно. Несмотря на свои внушительные габариты, они так хорошо спрятались – чему способствовал и цвет их плащей, – что даже Калио наверняка была бы впечатлена их камуфляжным мастерством. Каждый был вооружен массивным охотничьим луком, и хотя по знаку старика они опустили их, но стрелы оставили на тетиве, а луки держали наполовину натянутыми.

– Кто вы такие и что вам здесь нужно? – вопросил старый великан, и голос у него оказался настолько низким, что у Цереры завибрировали все внутренности.

– Мы путники, направляемся в деревню по ту сторону ущелья, – ответил Лесник. – Я дровосек, а это моя дочь.

Но Церера приметила, что на подъезде к дому он снова снял со спины свой топор и положил его поперек седла.

– Больно уж хорошо ты вооружен для