гонца, под диктовку самого подеста, запрет всем жителям названных Тетти дельи Агостини, Массеры, Буса, Гаменарио, Лючерн, озера Кремес, Брольетты, Альберассы, Виньяссо, Бенне, Джиро, Габбаноне и прочих Тетти [хуторов]… отныне и впредь признавать подеста [Кьери] своим судьей; и таковой запрет, провозглашенный таким образом, он приказал затем прикрепить к пилястру хлебной печи этого места». Таково сообщение издольщиков Бальдассара Кавальято и Джакомо Антонио Камандоны в показаниях процесса о юрисдикции 3 мая 1700 г.[165]

Туринский Сенат был, вероятно, озабочен возможным разрастанием конфликта. Как следствие, он воздерживается от принятия какого бы то ни было решения, в том числе временного и административного; между тем он запрещает городу Кьери причинять беспокойство сантенцам, пока не будет вынесен приговор по делу, и одновременно требует провести измерение sub conditione (при данных условиях). Однако синьоры открыто объявили, что помешают этому, называя Сантену прямым владением туринского архиепископа и заявляя, что они не могут допустить измерения ни феодальных, ни аллодиальных земель, поскольку «при проведении названных измерений город сможет претендовать на расширение своих границ». Дело происходит 25 августа 1701 г. Сенат еще раз отказывается от принятия окончательного решения, но не может допустить, чтобы этот казус, сам по себе малозначительный, побудил других препятствовать Перераспределению. В итоге его решение, в котором символическое признание полномочий центральной власти преобладает над практической пользой, требует, чтобы синьоры согласились с измерением только аллодиальных земель, и гарантирует, что это никак не повлияет на определение прав юрисдикции[166].

С конца 1700 г. новым подеста стал патримониал[167] Джуганини из Карманьолы, человек чрезвычайно решительный и именно за это избранный синьорами консорциума. Издольщики приграничных ферм оказались между двух огней: всякий шаг властей города Кьери, направленный на включение их в свою систему налогообложения, наталкивается на немедленный ответ со стороны подеста Сантены, и наоборот. В марте 1701 г. городские чиновники приступили к выдаче повесток для военнообязанных лиц мужского пола от восемнадцати до сорока лет, но на следующий день явился подеста Сантены и потребовал от них повторить эти административные действия через него как единственное уполномоченное лицо. Не подчиняющихся приказу арестовывали: «когда вышеназванный синьор подеста прибыл на ферму Альбрасса», рассказывал 16 марта 1701 г. городским чиновникам Бальдассар Кавальято, богатый издольщик сорока трех лет, которому было нанесено два визита на ферму в Люзерне, где он жил, и который являлся свидетелем событий, происшедших на соседней ферме, «он настоятельно приказал названному издольщику пройти там регистрацию; но тот отвечал, что уже прошел ее здесь в Кьери. Вышеназванный синьор подеста возразил, что следует пройти регистрацию у него, а не у других, и потому приказал ему отправиться под личный арест в Сантену, что тот и сделал. Он также приказал отправиться под личный арест названному Луиджи Камандоне» (еще один издольщик графа Роббио в Люзерне)[168]. Проходит несколько месяцев, и в июле начинаются замеры для Перераспределения; перед этим мессер Джан Джакомо Пьятто, представитель синьоров сантенского консорциума, «заявляет, что любые утверждения или действия в связи с установлением границ или общим измерением… не должны наносить ни малейшего ущерба правам на территорию и границы названного местечка Сантены, которые принадлежат каким-либо образом и по какому-либо основанию названным Их Сиятельствам и Превосходительствам синьорам — членам консорциума этого места… тем более что соответствующая тяжба рассматривается Превосходительным Сенатом»[169].

Как видим, в этой схватке переплелись самые разные интересы: города, консорциума, крестьян, государства, туринского архиепископа. Это позиционная война, в которой все шаги — демонстративные, и предпринимаются они в ожидании решения Сената, не желавшего принять решения ни в пользу Кьери, чтобы не обидеть местных синьоров, ни в пользу синьоров, потому что дело Сантены — всего лишь один из многочисленных казусов, где сеньориальные права не определены, налоговые льготы незаконны, а судебная автономия не поддается контролю. Все это затрагивает сложные проблемы управления всеми коммунами государства; речь идет о неоднородном комплексе, складывавшемся не одновременно и являвшемся объектом агрессивной унифицирующей политики Витторио Амедео II, цель которой состояла в утверждении центральной власти государства.

Что происходило в последующие годы, вплоть до 1705‐го, мы можем только предполагать. Пьемонт снова оказался втянутым в военные действия, происходившие на его территории в ходе Войны за испанское наследство, поэтому маловероятно, чтобы Сенат мог принять неугодное кому-либо решение, в то время как двор нуждался в полной лояльности подданных. Но, возможно, город продолжил политику поглощения: когда история получает новое освещение в документах, ситуация выглядит еще более острой и угрожающей. Поведение подеста Джуганини, который управляет городком от имени консорциума на протяжении более четырех лет, указывает на то, что дело синьоров лишилось всякой поддержки жителей Сантены и что в качестве последней карты, способной убедить Сенат в прочности власти, ныне отвергаемой всеми сантенцами, должна использоваться только сила. Выслушаем еще раз слова участника событий, который доносит до нас даже содержание своего диалога в стычке с подеста: «Вчера около двадцати трех часов, — рассказывает 20 апреля 1705 г. Джован Баттиста Вилла, деревенский житель, неграмотный, в возрасте около сорока лет, относительно зажиточный, поскольку его имущество стоило более 500 лир; он нам уже знаком в качестве супруга одной из Тезио, — я находился в Сантене, куда прибыл по своим делам, и здесь узнал, что гонец из этого местечка был у меня в доме, чтобы сообщить по приказу Синьора Патримониала Джуганини, подеста Сантены, что я должен уплатить свою долю квоты в порядке оплаты одного солдата, которого Сантене надлежало выставить для Гвардейского Полка… В связи с этим я отправился в остерию, которую держит Мартино Торретта и где находился названный синьор подеста; я спросил, что ему угодно. Синьор подеста мне сказал, что я должен уплатить свою долю квоты и что моя доля составляет две лиры. Услышав это, я ответил, что не обязан участвовать в каких-либо выплатах квоты, потому что я живу в сих границах и принимаю участие как в королевских, так и в персональных выплатах в этом городе. Подеста же мне ответил, что приказы отдает он, а я возразил, что никогда синьор подеста Сантены не отдавал приказы живущим в границах города, и сказал, что в прошедшем декабре число детей моего брата Томмазо, живущего тоже в Тетто делли Агостини, достигло двенадцати, и по сему случаю синьор судья Кьери отправился в названное Тетто, дабы засвидетельствовать таковое число детей[170]. И если бы [подеста Сантены] имел полномочия и власть, чтобы отдавать приказы в названных хозяйствах, тогда ему и надлежало бы проводить названное освидетельствование». Но Вилла был связан с семьей Тезио, так что к этому спору примешались трения