Так некстати вспомнились его сладкие подарки. Пушистые, почти неосязаемые нити сахарной ваты. Обжигающие прикосновения губ на перепачканных пальцах… Прозрачный глянец леденца… и первый поцелуй со вкусом карамели… Неповторимые лакомства в красивейшей коробке… и ладони… в волосах, на шее, неведомые и чарующие прикосновения…

Катя очень давно не позволяла себе роскоши попробовать что-то сладкое. Не было повода. И свободных денег для этого – тоже. И почему-то любая конфета теперь слишком безжалостно напоминала… о том, о чем нужно было забыть, являясь едва ли не самым главным поводом, чтобы отказаться от любых лакомств. Вообще. Девушка убеждала саму себя, что так будет только лучше: зубы останутся целее, фигура не испортится… и у сердца не останется повода болеть, терзаясь ненужными воспоминаниями.

Она перевела глаза на его серьезное, все еще раздраженное лицо. Ответила медленно и очень тихо, опасаясь, что любая лишняя эмоция уже не позволит ей сдержаться. А уже надо уходить, пора, потому что с каждым мгновеньем это становится сложнее. Все больше хочется остаться, сказать совсем другое, выкрикнуть, выплеснуть наболевшее, опрокинуть на него кипящую в сердце обиду.

– Я Вам ни разу в жизни не лгала…

Не глядя на мужчину, направилась к двери, но услышала позади себя слегка растерянный голос:

– Катя, я Вас еще не отпускал.

Было уже абсолютно все равно, что он скажет или сделает дальше – лишь бы сдержаться самой. Девушка ответила, не оборачиваясь:

– Я не Ваша собственность, господин декан. У Вас нет права ни удерживать, ни отпускать меня… – и, не дожидаясь его реакции на свои слова, вышла за дверь.

После разговора с Кириллом остался слишком неприятный осадок. Катя прекрасно осознавала, что была не права. С самого начала, с этих работ, которые ей так неожиданно пришло в голову написать. А уж думать о том, что именно и каким тоном она наговорила мужчине, было совершенно невыносимо. Стыдно. Девушка никогда раньше не позволяла себе такого. Ни с кем. Откуда взялись подобные слова в адрес Кирилла, вообще не могла понять.

Вероятно, следовало вернуться в деканат. Попросить прощения. Попытаться объяснить… Только как это сделать, Катя не представляла. Не могла найти в себе сил. Рассказать о своих проблемах означало посвятить его в то, что случилось два года назад, и таким образом напомнить об их отношениях, пусть даже невольно. А к этому она совсем не была готова. Кирилл принял решение, выбирая жизнь без нее, и если он счел это верным, она не собиралась возражать: не имело смысла что-то доказывать.

Разве можно убедить другого человека в том, что с тобой ему будет лучше, чем без тебя, когда сам он к подобному не стремится? Да и что Катя вообще знала о том, как лучше? С ее-то опытом? За три года с момента знакомства с Кириллом все их «свидания» можно было пересчитать по пальцам. Пьянящие встречи, такие долгожданные, драгоценные, чем они были на самом деле?

Она часто думала об этом на протяжении последних месяцев. Пыталась анализировать. Получалось… Никак не получалось. Ее угораздило влюбиться во взрослого мужчину, знающего и о жизни, и о любви гораздо больше. Умеющего сдерживать себя, останавливаться в нужный момент, способного подобрать слова, правильные, мудрые. Вместе с ним хотелось жить, наслаждаться красками дня, волшебными неизбежными мгновениями стягивающей сердце нежности. Иногда Катя позволяла себе представить, каково это: просыпаться, ощущая рядом его дыхание. Еще не открывая глаз, чувствовать тепло тела, перетекающее в ее собственное. Все это так напоминало ощущения из загадочных снов, пропитанных шумом моря, что противиться им было слишком тяжело. И она мечтала, правда, делала это все реже и реже, прекрасно понимая, как далеки иллюзии от реальности.

Девушка уже больше двух часов сидела в читальном зале библиотеки, так и не сумев различить ни одной строчки в раскрытой книге. Утонула в собственных мыслях и волнениях. И в чувстве вины. Дело ведь заключалось не в работах. Возмущение Кирилла было полностью оправдано, а она… она выпустила наружу обиду совсем за другие вещи, не имея на это никакого права. Глупо было злиться за отсутствие любви, но еще глупее – пытаться так по-детски, бессмысленно и нелепо отыгрываться в других вопросах.

Осознание принесло некоторое облегчение. Катя со вздохом поднялась, все-таки решив, что она обязательно должна извиниться, хотя бы за несдержанность и дерзость, и придумать что-то более вразумительное по поводу курсовых работ, раз уж она не собиралась признаваться мужчине в своих реальных сложностях.

Но в деканате уже никого не оказалось: значит, разговор откладывался в лучшем случае на завтра. Девушка не знала: радоваться этому или расстраиваться: страх перед новой встречей существенно перекрывал все другие переживания, но и игнорировать собственные ошибки она не собиралась. Очень хотелось надеяться, что к завтрашнему дню ее решимость не улетучится.

Погруженная в собственные мысли, Катя очнулась, только ощутив ударивший в лицо порыв осеннего ветра, смешанного с ливнем. Усмехнулась с горечью: как обычно, дождь начинался именно тогда, когда зонт она оставляла дома. Представив расстояние, которое нужно было бежать до остановки, совсем сникла: если она и не промокнет насквозь, то от хлипких ботинок точно останется одно воспоминание. А в вечернем небе, затянутом мрачными серыми тучами, не было видно ни единого просвета: дождь с ближайшее время заканчиваться не собирался.

Гораздо разумнее было вернуться назад, снова посидеть в библиотеке, переждать в работающем допоздна кафе. Но она устала. События прошедшего дня камнем давили на плечи. Мечтать о горячей ванне с душистыми травами, в которой можно было бы расслабиться, не приходилось: в ее времянке была только крохотная душевая кабина. Но хотелось хотя бы просто добраться до постели, выспаться, компенсируя загруженные работой предыдущие ночи, а не торчать в институте еще несколько часов, ожидая, пока прекратится дождь. Набросив на голову капюшон, Катя шагнула на залитое водой крыльцо и почти сразу почувствовала рывок, оттянувший ее назад, под крышу.

– Где Ваш зонт?

Застыла, впитывая звуки его голоса, опять – резкого, недовольного. Губы пересохли, несмотря на то, что лицо успело намокнуть от дождя.

– Что за безответственное отношение к собственному здоровью? Катя?

Девушка медленно повернулась, встречаясь с напряженным взглядом мужчины. Грустно улыбнулась: для полного счастья ей не хватало только вот такой встречи: под проливным дождем.

– Забыла…

Кирилл задумчиво кивнул и вдруг осторожно подхватил ее за локоть.

– Пойдемте, я подвезу Вас.

Сквозь толщу одежды она не могла ощутить жар его пальцев. Никак не могла. Но прикосновение обожгло, растекшись огненной волной по всему телу, скатилось болезненной тяжестью по позвоночнику, мучительно сдавило живот… Что же такое происходит? Почему она так реагирует на безобидный жест? Или как раз эта безобидность и является причиной ее реакции? Ожидание большего и одновременное осознание тщетности собственных притязаний?