– С работой ничего не случится. А твой желудок мне гораздо дороже. Тем более ты же любишь, как я готовлю.

– Разве это можно не любить?

Здравый смысл почему-то не отзывался. Все мысли вообще исчезли, оставив в голове лишь тупую пульсирующую боль, возрастающую с каждым мгновеньем. С каждым новым словом.

– Почему ты меня не разбудил? Я бы сделала тебе завтрак дома.

Кирилл качнулся вперед, соприкоснувшись с ее лицом. Прижался лбом ко лбу. Нежным, аккуратным движением поправил рассыпавшиеся по плечам волосы.

– Не могу я тебя будить, солнце. Не после того, как ты почти всю ночь не спала. Должна же у меня быть совесть?

Женщина рассмеялась в ответ, на мгновенье коснувшись его щеки:

– Ты же знаешь, что я мечтаю о такой бессоннице. И всегда ей рада.

Даже слез не было. Никаких ощущений, кроме мучительной головной боли и пустоты, захватившей все существо. Глаза вцепились в статную фигуру мужчины, фиксируя движения его рук, расстояние между ним и красивой незнакомкой. Точнее, почти полное отсутствие этого расстояния.

– Я бы с удовольствием пригласил тебя в кабинет: помогла бы справиться с угощением. Только лекция уже началась…

– Тогда побежала, не буду тебя задерживать. Не забудь поесть, пожалуйста. И вернись домой вовремя. Хотя бы сегодня.

– Слушаюсь, мамочка… И спасибо тебе.

Кирилл развернулся слишком неожиданно, и девушка, метнувшись в сторону, не смогла остаться незамеченной.

Его лицо вмиг стало серьезным, будто и не звучал только что задорный, почти мальчишеский смех.

– Катя? Почему Вы не в аудитории?

Надо было поздороваться… с деканом, а она не могла выдавить ни звука. Боль в висках не унималась, заострившись почти до тошноты. Хотелось закрыть глаза и отключиться от реальности, проснувшись совсем в другом месте. Как можно дальше отсюда. От НЕГО. От этой ухоженной красавицы, чей взгляд теперь слишком внимательно изучал девушку.

– С Вами все в порядке?

Получилось кивнуть. Выдавить какое-то банальное приветствие. Она сама не поняла, что именно сказала. Нашла глазами спасительную дверь в аудиторию. Нащупала в сумке зонт, который собиралась отдать после занятий.

Кирилл забрал его, нахмурившись при этом еще сильнее.

– Мне не нравится, как Вы выглядите…

Глотнула пересохшими губами воздух, внезапно ощутив, как сильно он впитал ЕГО запах. Мотнула головой и неожиданно для самой себя рассмеялась.

– Вам и не должно это нравиться. Спасибо… за зонт.

Прошла мимо женщины, скользнув глазами по ее лицу. Красивая. Слишком. Она сама не будет такой никогда, как бы сильно к этому не стремилась. Да и не было в том никакого смысла. Ни для кого. Поскорей бы только закончилась эта сумасшедшая сессия!

Катя почти добралась до дверей аудитории, когда различила сзади негромкий голос:

– Кир, может быть, стоит обращаться со студентами помягче? Они же тебя боятся…

Дернула дверь, торопясь зайти внутрь. Как и хотела – раньше НЕГО. Не слышать ответа. Не думать ни о чем. Просто учиться. Осталось всего две недели.

Это было незнакомое чувство. Совсем. Она никогда не испытывала ничего подобного. Считала себя не способной… ревновать.

Да и не возникало прежде причин. Катя, конечно, допускала мысль о других женщинах в его жизни. Но какое-то прежде отвлеченное представление, никак не связанное с реальностью, в действительности оказалось слишком болезненным. Нестерпимым.

Голос профессора доносился откуда-то издалека. Она почти не различала слов. А вот смотреть самой себе запретить не могла. Иначе – другими глазами.

Раньше, еще в школе, Катя никогда не понимала подруг, влюбляющихся в звезд эстрады или кино. Именно звезд – манящих, но недосягаемых. Невозможно далеких. Как можно было страдать из-за человека, принадлежащего к другому миру?

Ей вспомнились наивные, почти детские россказни девчонок о волшебных встречах с кумирами, о необычайных страстях, якобы вспыхивающих между абсолютно разными людьми. Все понимали, как далеки эти истории от реальности, но почему-то продолжали их сочинять.

Как и Катя. В кого она влюбилась? В человека, затронувшего потаенные струны ее души? Самые чувствительные ноты? Он знал слова – именно те, в которых девушка нуждалась. Чувствовал ее мысли. Угадывал желания. Оказывал поддержку именно в те моменты, когда этого больше всего не хватало. Был ближе самого близкого родственника.

Ее чувство стало неизбежностью. У Кати не существовало никаких шансов спастись от наваждения, не заболеть собственной мечтой, сконцентрировавшейся в этом мужчине.

Она будто видела его впервые. Не преподавателя, способного заинтересовать своим предметом даже самых никчемных студентов. Не романтического возлюбленного, дарящего такую нежность, от которой срывало дыхание. Просто мужчину. Живого. Настоящего. С реальными потребностями, которые она, Катя, даже не знала, как удовлетворять. Нуждающегося не во влюбленных взглядах глупой девчонки, а в гораздо более приземленных вещах, но оттого не менее важных.

В приготовленном заботливыми руками завтраке. После бессонной ночи… Очередной… У нее бы точно ничего не вышло, ведь Катя и понятия не имела о его предпочтениях. Ни в еде, ни в…

Щеки залил румянец, когда девушка вспомнила позолоченное загаром лицо незнакомой женщины. Ее руки с безупречным маникюром. Руки, которые готовили ЕМУ завтрак… и дарили наслаждение. Не принятое от нее.

Девушка неожиданно заметила, как смотрят на Кириллы другие студентки. Они посылали ему многозначительные взгляды, бросали усмешки, стараясь завладеть вниманием. Не профессора – мужчины, привлекательного и впечатляющего. Было ли им известно о женщине в его жизни? Таких не бросают. Такие сами никуда не отпустят любимого человека… Не станут ни с кем делить…

Почему-то о соперницах принято думать, как о холодных, расчетливых стервах, врывающихся в отношения неожиданно и безжалостно, готовых смести все на своем пути, лишь бы достичь желаемой цели. Только та красавица даже отдаленно не напоминала стерву: она любила его. Это чувство было настолько очевидным, что Кате хотелось кричать. Выть от бессилия, оплакивая собственную глупость.

Даже равнодушие Кирилла не казалось таким мучительным, как одна только мысль о наличии в его жизни другой женщины. Такой. Идеальной. Любящей. Фантастически красивой.

Она и не являлась соперницей. Если бы Катя и решила бороться, ее действия были бы обречены. Воевать с любовью – все равно, что стрелять в самого себя. Смертельно опасно. Бесчестно. Бессмысленно. Да и силы слишком неравны…

– Я хочу слышать именно ваши мнения. Критические взгляды на произведение мне хорошо известны и неинтересны. Говорите. Все, что хочется. Все, что приходит в голову. Только ваши мысли, не чужие.