не знают. 3. Ведь и не в том месте, в котором сейчас охраняется священный огонь, Ромул почтил богиню (безусловное доказательство чего в том, что оно находится снаружи так называемого Квадратного Рима, который он обнес стеной; но святилища для общего очага все воздвигают в наиболее укрепленном месте города и никто — вне стен). Ромул не установил служения богине с помощью дев, так как, по-моему, он помнил о страданиях матери, которая, будучи служанкой богини, потеряла девственность, так что из-за воспоминаний о собственных горестях он будет лишен возможности наказать по отечественным законам какую-нибудь из жриц, если обнаружит ее погубленной. 4. Поэтому действительно Ромул не устанавливал общего святилища Весты и не назначал ей жрицами дев, но, сложив в каждой из тридцати курий очаг, у которого приносили жертвы члены курий, он сделал жрецами глав курий, подражая обычаям эллинов, которые еще существуют в древнейших из полисов. Во всяком случае, так называемые у эллинов пританеи[336] являются святилищами Гестии, и заботу о них осуществляют люди, имеющие наибольшую власть в общине.

LXVI. Нума же, приняв власть, не снес очагов курий, но установил один общий для всех в местности между Капитолием и Палатином, поскольку холмы уже объединились в город с единой стеной, а посреди них находился Форум, на котором был сооружен храм, охрану же святынь он постановил осуществлять согласно отечественному закону латинов с помощью дев. 2. Определенное затруднение вызывает как раз то, что охраняется в святилище и по какой причине поручено именно девам? Так вот, некоторые говорят, что ничего, кроме видимого в нем огня, там нет, а то, что охрана его возложена на дев, а не на мужей, естественно, ибо огонь неоскверняем, дева же целомудренна, а наисвятейшим из богов любо чистейшее из смертных. 3. Утверждают, что огонь расположен на очаге, так же как земля, являющаяся божеством, занимает среднее место в мировом порядке и возжигает сама по себе горний огонь. Но некоторые утверждают, что кроме огня в священном помещении богини находятся тайные для многих святыни, о которых знают лишь верховный жрец[337] и девы, и основательное подтверждение этого мнения — пожар храма, случившийся во время первой Пунической войны[338], которая была у римлян с карфагенянами из-за Сицилии. 4. Так как когда вспыхнул священный участок и девы спасались бегством от огня, один из Великих понтификов Луций Цецилий, прозванный Метеллом[339], муж консульского достоинства (который привел из Сицилии сто тридцать восемь слонов, захваченных у карфагенян, для своего славного триумфа), презрев собственную безопасность ради всеобщего блага, силой прорвался в пожарище и, схватив оставленные девами святыни, спас их от огня. В связи с этим он получил от города великие почести, как свидетельствует надпись на его статуе, помещенной на Капитолии. 5. Однако признавшие этот случай в качестве достоверного добавили к нему собственные догадки. Одни утверждают, что в храме сохранилась некая часть святынь с Самофракии, что Дардан[340] перенес святыни с острова в им самим основанный город, а Эней[341] во время бегства из Троады и доставил их вместе с другими в Италию. Другие же заявляют, что это упавший с неба Палладий[342], который оказался у илионцев, и что Эней доставил его, зная о нем, а ахейцы украли его копию — так вот, по этому поводу очень много историй сложено поэтами и писателями. 6. Я же лично на основании многих данных полагаю, что там имеются какие-то неизвестные толпе святыни, охраняемые девами, а не только огонь, но что это такое, не считаю достойным любопытствовать ни для себя и ни для кого другого из желающих соблюдать благочестие.

LXVII. Прислуживающих богине весталок сначала было четыре, и их выбирали цари по справедливым законам, которые установил Нума, позднее же из-за множества священнодействий, которые они совершают, их стало шесть, и в таком составе они существуют вплоть до нашего времени, проводя жизнь при храме богини; днем они не препятствуют никому из желающих войти в храм, ночью же никому из мужчин пребывать там не позволено. 2. Необходимо, чтобы они в течение тридцати лет сохраняли целомудрие и безбрачие, и воздавали жертвы, и отправляли прочие священные обряды по закону, согласно которому десять лет им надлежало учиться, десять — совершать священнодействия, а остальные десять — учить других. По исполнении тридцатилетия службы ничто не препятствует желающим снять повязки[343] и прочие знаки жречества ради замужества. Поступили так весьма немногие, но конец жизни у них оказался незавидным и не слишком счастливым, так что остальные весталки, усмотревшие в их несчастьях предупреждающий знак, остаются при богине до смерти, но взамен выбывшей снова назначается понтификами другая. 3. Много высочайших почестей воздает им государство, благодаря которым у них нет тоски ни по детям, ни по браку, но и наказания на согрешивших налагаются строжайшие. Дознавать и наказывать их по закону предоставлено понтификам; провинившихся в чем-то малом бьют палками, а потерявших невинность предают самой позорной и жалкой смерти. 4. Так, еще живых их несут на носилках, исполняя положенное для мертвых, шествующие впереди друзья и родственники оплакивают их, доставляют их не далее Коллинских ворот и помещают в устроенный под землей склеп вместе с погребальными приношениями. И они не получают ни надгробной стелы, ни заупокойных жертв и ничего прочего из положенного при похоронах. 5. Кажется, существует немало указаний, что весталки небрежно исполняют свои обязанности, особенно же — угасание огня, чего более всех несчастий страшатся римляне, усматривая в нем знамение гибели города, по какой бы причине оно ни случилось, и вновь приносят его в храм, с помощью многих обрядов умилостивляя огонь; об этом я расскажу в подходящем месте.

LXVIII. И очень к месту рассказать здесь о явлениях богини, которая показалась несправедливо обвиненным весталкам; ведь римляне верят этому, если даже это и невероятно, и писатели написали об этом много произведений. 2. С одной стороны, существуют те, кто проповедует безбожную философию, — если и впрямь это можно назвать философией, — кто высмеивает все явления богов, случавшиеся у эллинов или варваров, усиленно поднимая на смех такие истории, приписывая их выдумкам людей, так как никому из богов нет, дескать, заботы ни о ком из людей. С другой же стороны, те, кто не освобождает богов от причастности к человеческим заботам, но заключает, что боги благосклонны к добрым, а к злым враждебны, вникнув в суть многих историй, склонны отнести эти явления к вероятным. 3. Так, рассказывают,