Девушка сидела в кресле, отвернувшись от родителя и откинувшись на спинку. Она была облачена в мешковатое платье, которое придавало ей неряшливый вид. Казалось, что сестра почившего вынула из шкафа первое, что попалось ей под руку, не особенно заботясь о модели одежды. Обычно модная девушка сейчас выглядела помятой, но все же трезвой. Видимо, после нашего разговора с Романом Афанасьевичем девушку проводил в порядок семейный лекарь. Манипуляции помогли вывести из организма отравляющие вещества, но на восстановление внешнего вида времени уже не оставалось. Поэтому глаза Ксении были скрыты под большими солнцезащитными очками, которые скрывали половину лица. Открытая часть казалась слишком бледной, даже несмотря на макияж. Губы под помадой были припухшими. И мне подумалось, что она их кусала. Или же это был отек, после долгих возлияний.

Роман Афанасьевич о чем—то тихо переговаривался с Селиваном. Но заметив меня, он быстро прервал разговор. А на серьезном лице мужчины мигом появилось некое подобие улыбки:

— Приветствую, Василий Михайлович, — произнес он, едва только мы подошли к беседке, которую охраняли трое дружинников с гербами семьи. — Пропустите.

Последняя фраза относилась к дружинникам Земсковых, которые заступили нам дорогу. И дружинники мигом разошлись, пропуская нас в беседку. Начальник службы безопасности семьи не стал покидать стол. Видимо, Земсков решил говорить в его присутствии. Мужчина лишь встал на ноги, поприветствовал нас коротким поклоном. Он был напряжен и, прежде чем вернуться в кресло, проверил на месте ли оно.

Роман Афанасьевич поднялся, протянул мне ладонь.

— Здравствуйте, — ответил я, отвечая на рукопожатие. — Еще раз приношу соболезнования по поводу трагической смерти вашего сына.

— Благодарю, — произнёс Земсков. — Я тронут вашим беспокойством.

— Мое почтение, Василий Михайлович, — произнесла Ксения.

В скрипучем голосе девушки я услышал раздражение. Видимо, Земсковой не очень хотелось приходить в себя и ехать на эту встречу. И было сложно ее в этом винить. Оставаясь под воздействием изменяющих сознание напитков девушка могла притвориться, что ничего страшного ни с ней ни с ее братом не произошло.

— Здравы будьте, Ксения Романовна, — ответил я.

Мы расселись за столом, заняв места напротив Земских.

— Хочу представить вам моих знакомых, которые могут вам помочь, Роман Афанасьевич. Это Виктор Круглов…

По правилам общества высокородных, нельзя было подойти к человеку и завести разговор. Для этого существовал целый ритуал, когда третья сторона представляла людей друг другу. Этот ритуал был нерушим. Даже в случае с Земсковым, когда разговор был выгоден обеим сторонам. Поэтому началась долгая процедура представления рукопожатий, которая заняла добрых десять минут.

Дальше разговор плавно перетек на общие темы. Потому что переходить сразу к делу тоже считалось дурным тоном. Сначала нужно было обсудить что угодно: погоду, цены на урожай, настроения в высоком обществе, и только потом перевести разговор в нужное русло.

Ксения при этом она морщила нос. Я пытался понять, что именно ее раздражает. Быть может, то что она непрезентабельно выглядела? Однако, девушка доказала, что для нее неважно, какое впечатление она производит на присутствующих. Сделала Ксения это очень просто: вынула и сумочки носовой платок и высморкалась.

— Извините, — сказала она, пожав плечами. — Я простыла. Чувствую себя ужасно.

Земсков обеспокоенно посмотрел на дочь и мягко тронул ее за локоть. Девушка внезапно дернулась, словно ее ударили током и всхлипнула. Потом отвернулась и несколько раз шумно выдохнула.

— Простите, что настоял на вашем присутствии, — сказал я. — Я не знал, что вам нездоровится.

— Мне намного лучше, чем Антоше, — нервно ответила она и дрожащими пальцами поправила на переносице очки. — Еще раз простите.

— Василий Михайлович обмолвился, что вы можете помочь нам разобраться со смертью Антона? — перешел к делу Земсков, поняв, что нужные ритуалы были наконец соблюдены.

Круглов помедлил с ответом:

— Дело непростое, Роман Афанасьевич, — заговорил он после недолгой паузы. — Наши осведомители в жандармерии намекнули, что Антон Романович как—то связан с недавним убийством Федора Михайловича Столыпина.

Боковым зрением я заметил, как Ксения сцепила пальцы в замок до побледневших костяшек. Земсков же нахмурился, из чего я сделал вывод, что глава семьи был в курсе произошедшего. Ну, либо тоже навел справки у жандармов шестого отделения, который занимался убийствами высокопоставленных персон Империи.

— Знаю, — ответил Земсков. — И хотел бы постараться решить этот вопрос до того, как слухи покинут стены жандармерии.

Круглов кивнул:

— Понимаю. Поэтому мы и хотим помочь вам, Роман Афанасьевич.

Мужчина переглянулся с начальником безопасности и затем покосился на притихшую дочь.

— Позвольте узнать, мастер Круглов, какой вам в этом интерес? — подозрительно уточнил Земсков.

— Скажем так, мы тоже хотим найти людей, которые за всем этим стоят, — просто и на удивление честно ответил Виктор. — Поэтому я хотел бы предложить вам объединить усилия.

— Вы обладаете какой—то информацией? — уточнил Земсков.

— Можно сказать и так, — уклончиво ответил Виктор и добавил. — Такой, которой не и обладают жандармы.

— Интересно, — протянул Роман Афанасьевич. — И что же вы знаете из того, о чем не ведают наши защитники?

— Ваш сын какое—то время жил на съемной квартире на окраине города.

Мужчина нахмурился и мне показалось, что ему хотелось подняться на ноги и пройтись. Но он остался на месте. Лишь поджатые губы говорили о том, что успокоительного ему дали преступно мало.

— Он оставил в той квартирке кое—что, — продолжил Круглов. — Намекнул на причину того, почему благородному человеку пришлось пойти на это ужасное преступление. Его вынудили. Заставили. Загнали в ловушку и не позволили вырваться из нее. Последние дни вашего сына были темными. Впрочем, вы сами наверняка это знаете.

Круглов перевел взгляд на сидевшую неподалеку Ксению. Девушка обхватила себя ладонями. Опустила подбородок так, что волосы завесили ее белое лицо. Она вжалась в кресло, словно стараясь стать меньше. Не нужно обладать особенными способностями, чтобы понять — она понимала, о чем говорил Виктор.