Уже идя по Тверской, усмехаюсь. Зауряд-капитан Маршин столько искал эту барышню, с которой он случайно познакомился в день моего прибытия в Москву. И поди же ты, сыскал! И, что самое интересное, мобилизация в армию помогла инженеру, поскольку, как выяснили ребята из Имперской СБ, Елена Николаевна имела определенный пунктик на тему офицеров. Видимо, происхождение из семьи потомственных военных сыграло роль. Так что теперь Маршин весь из себя кавалер. А то, что он пока «зауряд», так это дело поправимое.

Главное, шельмец, что он ни словом не обмолвился ни куда он едет в командировку, ни чем вообще занимается. Это был серьезный экзамен, и он его с честью выдержал.

ПОСЛАНИЕ КОРОЛЮ ИТАЛИИ

ВИКТОРУ ЭММАНУИЛУ III.

6 (19) июня 1917 года

Дорогой Виктор!

Благодарю за твое письмо. Приветствую решение твоего правительства об оказании помощи союзной Франции в восстановлении законности и порядка на территории Окситании. В этот непростой исторический момент все страны – участницы Антанты должны выступить единым фронтом против наших общих врагов, внешних и внутренних. Как показал опыт минувших месяцев, именно внутренний враг наиболее опасен.

К нашему величайшему счастью, в России удалось удержать ситуацию под контролем, хотя, как тебе известно, пришлось прибегнуть к решительным и суровым мерам для восстановления порядка в государстве. Вызывает здоровый оптимизм и внутреннее положение твоего королевства. Италия сохраняет стабильность и готова протянуть руку помощи соседям, которые, волею судьбы и слабостью своего правительства, оказались ввергнуты в пучину анархии и революционного хаоса.

К счастью, сдвинулась с мертвой точки ситуация с взаимным непризнанием двух центров, претендующих на статус единственной законной власти во Франции. Переговоры в Бресте между делегациями Орлеана и Руана могут и должны принести определенность на землю этой многострадальной страны, ждущей скорейшего умиротворения.

Русские и итальянские войска, получив мандат от правительства генерала Петена, вступили на территорию юга Франции, восстанавливая порядок. Действия наших войск не встречают организованного сопротивления банд местных инсургентов. Однако наличных наших сил явно недостаточно для проведения полноценной полицейской операции в этом регионе.

Как сообщил мне мой министр обороны генерал Палицын, твой Генштаб обещает в ближайшие недели направить во Францию дополнительные силы Королевской итальянской армии. Такое затягивание сроков вызывает озабоченность, поскольку с каждым днем силы инсургентов укрепляются, и мы рискуем встретить куда более организованное сопротивление нашим действиям. Не говоря уж о том, что переговоры в Компьене между так называемым правительством Коммуны и Германией могут привести к совершенно неожиданным результатам.

Посему было бы недальновидно затягивать процесс восстановления порядка на юге Франции. В этом заинтересованы все члены Антанты, но смею предположить, что твое королевство – больше, чем иные, поскольку революционный хаос бушует в непосредственном соседстве с границами Италии, а события последних дней ясно показывают, насколько заразными являются эти деструктивные идеи. Достаточно примера волнений в соседней Швейцарии, чтобы ясно представить последствия такого затягивания.

Прошу тебя рассмотреть вопрос о срочном выделении дополнительных сил для отправки во Францию. Причем смею заметить, что для выполнения полицейской миссии армия подходит не самым лучшим образом. Верным решением была бы массовая отправка в Окситанию сил карабинеров и полиции, с предоставлением итальянской армии и флоту скорее вспомогательных функции.

Скорейшее восстановление порядка и законности во Франции позволит Антанте в кратчайшие сроки завершить эту Великую войну. Уверен, что вклад Италии в умиротворение в Окситании не будет забыт новым единым французским правительством, как в свое время Итальянское королевство не забыло Франции ее роли и участия в создании единого итальянского государства.

Моя империя готова оказать твоему королевству всю возможную и необходимую помощь.

С наилучшими пожеланиями и верой в совместное будущее наших держав и домов.

Прими и проч.

Михаил

Марфино, 6 (19) июня 1917 года

МОСКВА. ПЕТРОВСКИЙ ПУТЕВОЙ ДВОРЕЦ.

7 (20) июня 1917 года

Свербеев выглядел несколько смущенным, чего за ним не водилось. А это наводило на некоторые подозрения относительно новостей, которые мне предстоит услышать.

– Итак, Сергей Николаевич, я весь внимание.

Мой министр иностранных дел кашлянул и, открыв по обыкновению папку, сообщил мне следующее:

– Ваше императорское величество! Вы повелели выяснить обстоятельства принятия Коммуной Парижа решения о начале переговоров с Германией относительно заключения перемирия на фронтах, а также выяснить роль господина Ульянова в принятии этих решений.

Киваю.

– Было такое. И что удалось выяснить?

Свербеев вновь (!) кашлянул и доложился:

– Государь! Признаюсь, в моей богатой практике мне еще не приходилось наблюдать настолько странные способы принятия международных решений. Как удалось выяснить, как такового единого центра, отвечающего за внешнюю политику в Париже, нет. Есть несколько органов с путаными функциями и не менее путаными наименованиями. Причем нет четкой определенности даже в вопросе, где, собственно, заканчивается митинг и начинается работа правительства. Да и правительства в классическом понимании пока не наблюдается. Стихия перманентного митинга вызвала к жизни совершенно удивительные органы власти, такие как Совет делегатов, Исполнительный директорат, Совет общественных комитетов и прочие структуры в виде разного рода комиссий с весьма странными названиями. В связи с этим нами были допущены ошибки в прогнозе развития событий и в оценке роли лично господина Ульянова, как и должности, которую он занимает в Париже. Последние более подробные сведения свидетельствуют о том, что господин Ульянов не занимает должности, эквивалентной посту министра иностранных дел в правительстве. Он возглавляет некий «центральный исполнительный комитет» так называемого Революционного (Коммунистического) Интернационала. И по совместительству – какую-то неопределенного назначения комиссию, которая именуется «иностранная коллегия Ревкоминтерна», что бы это все ни значило. При том всем, что еще существует некий «социальный комитет внешних сношений», а также еще и «социальный комитет мира». Именно эта смысловая казуистика и заставила нас сделать неверные выводы.

Усмехаюсь. Эх, Сергей Николаевич, вы еще и не такое увидите и услышите. Будет вам Даздраперма за счастье. Вслух же я спросил:

– Вернемся, однако, к нашим баранам. Так с чего возникла идея переговоров с германцами и кто автор сего плана?

– Данный план, судя по всему, стал, если так можно выразиться, результатом широких обсуждений в узком кругу лиц, претендующих на роль вождей. И выводов, сделанных по итогам этих дискуссий. Во-первых, было признано необходимым скорейшим образом склонить на сторону Коммуны войска, особенно тех, кто колеблется. Во-вторых, было достигнуто понимание того, что в случае наступления немцев обороняться Коммуне решительно нечем. В-третьих, «правительство народной обороны» крайне испугал факт начала переговоров в Бресте, поскольку вожди Коммуны прекрасно понимают, что стоит Орлеану и Руану договориться, и они тут же примутся за Париж, а оборонять столицу невозможно, по указанным выше причинам. Кроме того, у них есть надежда, что, заключив мир с Германией (пусть даже на тяжелых условиях), Парижу все же удастся накопить силы для «защиты революции» от войск Петена и Лиотэ. И совсем уж, с моей точки зрения, абсурдный аргумент – соображение о том, что в случае если германцы все же двинут войска на Париж, то в самой Германии всенепременно вспыхнет пролетарская революция, которую в Европе остановить уже не удастся никому. Более того, выдвигался даже тезис и желательности ситуации, при которой Второй рейх будет спровоцирован двинуть войска вперед, поскольку, как утверждают вожди-теоретики, нынешнее равновесие губительно для дела революции ввиду того, что позволяет «империалистическим буржуазным хищникам» высвободить войска с фронтов и подавить революционное движение внутри своих стран, оказав затем помощь соседям. Посему было договорено, что нужно идти на любые уступки немцам (все равно, мол, потом все вернем в результате европейской революции), лишь бы нарушить устоявшееся уже равновесие.