Последний месяц он провел в Грасс-Вэлли, ухаживая за матерью. Она умерла через сутки после Дня благодарения, судя по всему, оставив наследство, поскольку мистер Бенсон бросил работу, заплатил за квартиру и нанял контору по переезду упаковать его имущество. Сам он уже не возвращался. Все это я узнала от Эзры, который с грустью заметил, что мистер Бенсон оказался куда большим неряхой, чем можно было подумать.

Пока 309-ю квартиру убирали, красили, ремонтировали и застилали ковролином, Эзра разрешил Харлоу в ней пожить. Подозреваю, хозяин дома был не в курсе. Эзра очень переживал, что она попала на третий этаж вместе со всяким сбродом, но пребывал в полнейшем экстазе от того, что она в принципе очутилась в нашем доме. Он беспрестанно забегал туда – дел там было невпроворот.

Харлоу сносила тяготы ремонта, отсутствие мебели и, вероятно, навязчивое внимание Эзры, проводя добрую часть дня в нашей квартире. Тодд хмурился, но ведь это временно. Скоро мы все разъедемся на Рождество, а когда вернемся, уже заселится настоящий жилец. Надо полагать, заметила я Тодду, он не захочет получить квартиру с Харлоу в нагрузку. Но Тодд не был так уж уверен.

Я считала, что она так или иначе вернется к Реджу. Я не видела его с того утра в машине, и Харлоу о нем толком не заговаривала. Я даже не знала, кто с кем порвал.

Харлоу сидела у нас на диване, пила наше пиво и без умолку трещала о Лоуэлле. Он предупредил ее, что не вернется, но она не поверила. Как и все им сказанное, она изучала эти слова под микроскопом маниакальной одержимости. Я была его сестрой. Разумеется, он вернется, хотя бы ради меня.

Что он имел в виду, говоря, что нервничает в ее присутствии? А говоря, что у него ощущение, будто он знает ее всю жизнь? Разве эти вещи не противоречат друг другу? Что я об этом думаю?

Она хотела вызнать о нем все – каким он был в детстве, сколько у него было девушек, сколько из них – серьезно? Какая у него любимая группа? Верит ли он в Бога? Что он любит?

Я сказала, что он любил “Звездные войны”. Играл в покер на деньги.

Держал в комнате крыс, почти все были именованы по названиям сыров. Она была в восторге.

Я сказала, что у него за всю школу была только одна девушка, мормонка Китч с безумными глазами. Что он был разыгрывающим защитником в школьной баскетбольной команде, но кинул самую важную игру. С лучшим другом Марко воровал в супермаркете конфеты. Но я будто наркотой торговала – что ни скажи, все мало. Я теряла терпение. Мне вообще-то сочинения надо писать.

Ну а что он мне о ней говорил?

– Сказал, что рад, что мы – подруги. Сказал, что ты явно привязана ко мне.

– Так и есть! – Харлоу вся сияла. – А еще что?

Больше ничего, но так ответить было слишком жестоко. Равно как и дать напрасную надежду.

– Трэверс уехал, – твердо произнесла я, глядя в ее сияющее лицо.

Наверное, я говорила это себе в не меньшей степени, чем ей. Я полжизни провела в ожидании Лоуэлла, и теперь нам просто надо научиться жить без этого ожидания.

– Вот что. Его разыскивают. Из серии “их разыскивает полиция”. Ищет ФБР как террориста Фронта освобождения животных на территории Америки. Ты не можешь даже заикнуться о том, что он был здесь, или меня арестуют. Снова. Но уже по-настоящему.

До тех выходных я не видела его десять лет. И знать не знаю, какая у него на фиг любимая группа. Его даже звать не Трэверсом. Ты серьезно, серьезно, серьезно должна о нем забыть.

И опять я в своем репертуаре, не умею держать язык за зубами.

Потому как теперь замаячила натуральная “Касабланка”! Харлоу внезапно осознала, что всегда мечтала о человеке принципов. Человеке дела. Американском террористе.

Мечта каждой девушки, если под рукой нет вампира.

У Фронта освобождения животных нет органов управления, штаб-квартиры, списка членов. Он состоит из множества автономных ячеек. Настоящая головная боль для ФБР, поскольку один человек приводит максимум к другим двум-трем, и на этом цепочка обрывается. Лоуэлл привлек их внимание, потому что слишком много болтал – глупая ошибка новичков, которую он уже не повторял (и забавная, учитывая, сколько раз он говорил, что я не умею держать язык за зубами).

Вступить в ФОЖ может любой человек. Более того, любой, кто как-либо связан с освобождением животных, кто физическим образом противодействует эксплуатации и жестокому обращению с ними, автоматически становится членом Фронта на период совершения акции, как гласят принципы ФОЖ. ФОЖ не готов мириться с физическим насилием по отношению к любым животным, людям и т. д.

А вот уничтожение собственности как раз очень поощряется. Нанесение экономического ущерба тем, кто наживается на страданиях, декларируется как одна из целей. Равно как и необходимость максимальной огласки случаев жестокого обращения – нужно выводить на свет божий ужасы, творимые в секретных лабораториях. Вот почему некоторые штаты подумывают ввести законы, по которым несанкционированные съемки происходящего на агропромышленных фермах и бойнях будут считаться тяжким преступлением. Показывать людям то, что происходит на самом деле, вот-вот станет серьезным правонарушением.

Точно так же, как членства автоматически удостаиваются за проведенную акцию, без нее членство никоим образом невозможно. Нельзя вступить в ФОЖ, просто сочувствуя идеям. Нельзя вступить, расписывая, как вам невыносимы страдания животных. Необходимо что-то сделать.

В 2004 году Жак Деррида заявил, что перемены уже на подходе. Пытки разрушают не только тех, кого пытают, но и тех, кто пытает. Неслучайно один из видов пыток в Абу-Грейб пришел в армию прямиком с птицеперерабатывающей фабрики. Может, не так быстро, говорил Деррида, но со временем насилие, причиняемое животным, станет несовместимо с представлением людей о себе самих.

ФОЖ не слишком интересно, когда оно не быстро.

Да и с чего бы? Ведь этот ужас, весь этот ужас происходит прямо сейчас.

Харлоу чахла. Лицо опухло, глаза красные, губы искусанные, кожа бледная. Она перестала заходить к нам, два дня не таскала еду из нашего холодильника, что вполне могло означать, что она не ела. Эзра, обвязанный поясом с инструментами сильно ниже талии, устроил важное совещание на четвертом этаже – присутствовали он да я, – чтобы сообщить, что давеча обнаружил Харлоу вниз лицом на полу, на свежеположенном ковре 309-й квартиры. Может, она плакала, сказал он. Эзра был из тех мужчин, кого так расстраивают женские слезы, что ему бы лучше их вовсе не видеть.

Эзра винил Реджа. Несмотря на блаженную уверенность, что он держит руку на пульсе всего происходящего в доме и с жильцами, Эзра дрогнул. – Ты должна поговорить с ней, – заявил он мне. – Объясни ей, что любой конец – это новое начало. Ей надо услышать это от друга.

По его мнению, Редж мог быть скрытым гомосексуалистом или же пережил сексуальное насилие в детстве. Он католик? Если нет, то нет никакого оправдания такой жестокости, и Харлоу еще повезло, что она вовремя сбежала.