— Нет… Все равно искать не будут. Это либо залетные, либо… выборы.

— Что-то на флешках?

— На нас ничего… Я не псих. Ну и фотки. Роки.

Алмазов облегченно выдохнул и вновь приступил к трапезе. Из-за дебатов он не успел принять пищу в установленные его личным законом сроки.

— Нового купишь. Не велика потеря.

Брагин сглотнул от досады. Его Роки в чужих лапах.

— Сам виноват. Дверь надо закрывать. Это все?

Сергей ответил не сразу и крайне нехотя.

— Еще… там… это… колье.

Вилка с котлеткой застыла на подлете ко рту.

— Ты… пошутил?

— Да какие там шутки? Сами сказали — пока не продавать.

Илья Викторович позеленел, потом покраснел, потом побелел. Практически флаг Белоруссии.

— Сережа, ты хоть на секунду представляешь, что будет, если оно всплывет?

— Да мало ли вариантов?

— Ты идиот?! — заорал кандидат в губернаторы, словно приговоренный на промахнувшегося палача. — Вариант один! Если у этих ворюг найдут колье Снежаны, они наверняка скажут, где его сперли! И Прохор все поймет! Потому что он Прохор, а не Вася Пупкин! И, между прочим, попадешь под раздачу ты! Ты, а не я! Поэтому землю рой, но ворюг этих найди и… Хотя бы просто найди, потом решим. Бердяева накоротке подключи, он нам должен. Пусть отрабатывает! Не найдешь, я тебя…

Илья Викторович сжал пластиковую бутылку с водой, но она устояла. Лишь пара капель долетела до лица помощника. Но Брагин неожиданно спокойно подошел к столу, взял салфетку и промокнул лицо. Салфетку швырнул на поднос, с которого вкушал босс.

— Илья, не зарывайся… Со Снежаной тебя никто мутить на заставлял.

Что? Бунт? Никогда Брагин не называл Алмазова на «ты». Последний сжал вилку с остатками котлетки.

— Это не твое сраное дело.

— Правильно. Не мое. Это наше дело. Общее… Я поищу. Приятного аппетита.

* * *

Пятый километр Павловского шоссе ничего особенного собой не представлял. Неизвестный писатель добавил бы в описание погоду, небо, тревогу, раскаты грома, мрачный лес на горизонте, придорожную пыль и прочую, не относящуюся к делу чепуху. А известный ограничился бы одним словом: борщевик. Самое подходящее место для бесед на серьезные темы. Не в Диснейленде же.

Без пяти семь «Солярис» героя стоял на пыльной обочине рядом с верстовым столбиком. Матвей честно выполнил поставленные условия. Никого с собой не брал, кроме друга по фамилии Макаров. Приказа о выводе за штат пока не было, табельное оружие не отобрали. Животных оставил дома, разведя по разным помещениям. Кот оборзел вконец, показывая Роки непристойный жест — проводил лапой по шее и злобно мяукал.

Точно в назначенное время Алиса выскочила из того самого борщевика. Сняла марлевую маску. Была по-деловому кратко.

— Руки на капот.

Матвей, понимая, что он в зависимом положении, подчинился. Она быстро обыскала его, отобрала пистолет и мобильник. Да, забавная ситуация.

— Как все перевернулось в этом мире.

— Заткнись! Руки за спину!

Сцепила запястья строительным хомутом.

— В машину! Справа! Дернешься — завалю!

Блин, какой слог. Запахло девяностыми. Матвей тогда был пацаном, но есть генетическая память.

— Хорошо, хорошо. Не дернусь.

Алиса села за руль. Глаза не завязывала. Ни себе, ни Матвею. Ехали на запад. Нелегок был их путь. По разбитой танками и дождем желтой грунтовке, через маковое поле, через жуткий лес, где из кустов сверкали глаза саблезубых медведей… Но вместо Изумрудного города доползли они до заброшенной коровьей фермы, напоминавшей о фильмах Тарковского. Сколько их на Руси великой, опустевших, никому не нужных в наше прекрасное время. И ферм, и Тарковских. А ведь когда-то здесь жили коровы, давали молоко и мясо, пахло густым навозом и свежим сеном. И снималось кино. Такую страну просрали! Волшебную!

— Выходи.

Понятно, что не оставайся. Могла бы и не говорить.

Вышли. Она подтолкнула его к дверям фермы, состоящей из двух отсеков, перегороженных стеной.

Освещение, разумеется, уличное. Тусклый свет проникал внутрь через небольшие окошки с разбитыми стеклами. Хоррор, типичный хо-р-рррррр-ор.

— Стой.

Скомандовав, Алиса вернулась к машине.

— Ну здравствуй, герой, — раздался знакомый и не сказать что приятный голос.

Мотя пригляделся. Из темного угла фермы вышел его старый добрый клиент. По фамилии Миронов. С улыбочкой саблезубого медведя, заметившего потерявшегося грибника.

В сериале на этом месте был бы конец серии. Чтобы мучился зритель ночью и ждал бы целый день, чем дело закончится. Но жизнь — не кино.

Не ответил герой на приветствие.

— Я говорю, привет. Или язык от страха съел?

— Татьяна где?

Миронов подошел почти вплотную.

— Как я понимаю, у тебя к ней не только деловой интерес?

— Не твое сраное дело.

— А давай проверим. Я вот, например, из-за любви срок отмотал. Ты, кстати, просил Алису передать, что ты ни при чем. Да?

Матвей не стал переводить стрелки. Зачем?

— Нет… Это я виноват.

Миронов довольно хмыкнул.

— Уже лучше. Встаешь на путь исправления. Признаешь ошибки. Да не парься. Я зла не держу. Как говорил пулеметчик, нажимая на гашетку: «Что ни делается — всё к лучшему». Ну кем бы я был? Старшим мастером? А так сошелся с интересными людьми, они приняли, поддержали морально и материально, перспективу предложили…

— Что тебе надо? — прервал устные мемуары Мотя. — На колени встать и повиниться?

— А встал бы?

— Нет…

— Молодец. Но это всего лишь слова, а ты на них горазд… А я вот посмотреть решил, на что ты готов ради любви, извини за высокий слог, — Миронов сделал ударение на слове «ты».

Он спокойно достал из куртки-плащевки пистолет иноземной марки, демонстративно передернул затвор и указал на дверь во второй отсек.

— Пошли.

Миронов отступил, пропуская Матвея вперед.

Второй отсек ничем не отличался от первого. Такая же разруха, такой же тусклый свет. Но имелась принципиальная разница.

В глубине, на дорожке между стойлами, на металлическом стуле сидела Татьяна. Без очков, зато с заклеенным скотчем ртом. И привязанными к спинке руками. На щеках следы от потекшей туши. Волосы не мыты и не чесаны. Ножки коварного стула мастер Миронов вмуровал в бетонный пол, что придавало сцене трагизма.

Матвей по инерции бросился к ней, но рука бдительного злодея схватила его за шиворот. Вторая же больно вдавила ствол пистолета в висок.

— Спокойно… Вот сюда глянь.

Он пригнул голову Моти и повернул вправо. В паре метров от них стоял табурет, на котором краснела уже знакомая по Перемякино большая кнопка, от которой вниз тянулись подозрительные провода. Затем были объявлены условия.

— Правила просты. Я запускаю таймер и ровно через шестьдесят секунд она покинет наш грешный мир. Если, конечно, ты не сядешь на этот стул.