— Вовсе нет! Конечно же, нет! Могло ли такое кому в голову прийти? Да и где б я столько нечисти добыл? Другое дело ты — черту сестра, русалкам и лешему — кузина, хозяйка болот и торфяных топей. Сама же хвасталась, чем занималась у себя в России, призраков да бесов изображала.

Взяла Ульяну обида: ведь, ей-богу, сама от страха чуть дара речи не лишилась.

И вместо ответа шагнула за толстое дерево.

— Ау, — дразнясь, крикнула она.

Дождалась, когда луна спрячется, и, пригнувшись, бросилась к холму. А там уже растворилась в темноте ночной, будто и не было ее.

Нойманн звал, звал девушку, но голос его вскоре замер в темноте леса. Конечно, теперь химик будет уверен, что это она демонов с того света вызвала. Но ежели наоборот, ежели он сам к тому руки приложил — несдобровать негодяю.

«В саму Тасманию поеду, за тасманскими дьяволами, чтоб лично Нойманну да в самую темную ночь, да еще в постель подсуну, и чтоб не как сегодня трясся, а чтоб кони двинул или хотя бы седым и немым остался. Будет знать, как Элен Бюлов пугать. Еще разберемся, что это за зверье было. Я гиену приручить смогла (как она бедная в Петербургском зоосаду, интересно, поживает?), уже и о тигре домашнем, ручном подумываю. А тут крысы какие-то».

Хоть и храбрилась Ульяна, шагая в сторону Бармена, но как зайдет луна за тучи, так колени ватными становятся, а перед глазами мелкие зубки щелкают, глазенки красные помигивают, шерстка дыбом во все стороны — ух, ну и зрелище.

Так и пришла она на улицу Эмильштрассе, к гостинице Петерманн. До рассвета еще далеко. Как бы теперь узнать, почивает ли Герши али по крышам бродит?

Сняла Ульяна ботинки, шнурки вместе связала, через плечо перекинула и на стену принялась взбираться. Если б кто увидел барышню в шерстяном нежно-фисташковом платье да с тюрнюром и оборками, лезшую по фахверкам наверх по отвесной стене, — наверняка б решил, что это вурдалак какой, или оборотень, или даже ведьма настоящая.

До окна добравшись, она просунула лезвие ножа в щель меж рамами, аккуратно щеколду отодвинула, вошла. Тепло было у Герши в комнате, девушка в тревожном состоянии и не заметила, как продрогла, позабыв верхнее платье в фабенской лаборатории.

Тихонько прокралась к кровати, а тут на тебе — адвоката в ней нет!

«Вот он злодей, попался», — возликовала она.

Бросилась к шкафу — вещи на месте, дорожная сумка на месте. Стало быть, еще вернется. Достала нож, прижалась к стене у двери.

«Хоть до утра ждать буду! Хоть весь день, если понадобится, хоть два! Вернется, как пить дать, вернется».

Четверти часа не прошло, раздались на лестнице тяжелые, сонные шаги, дверь со скрипом отворилась, и, не заметив Ульяны у дверного косяка справа, вошел Герши. Вошел в ночном колпаке и в халате.

«Еще и конспирацию навел, — промелькнуло в мыслях у девушки, — вишь какой, колпак нацепил. Вестимо, из Эльберфельда явился. Следы замести успел и явился!»

Бросившись на него сзади, вцепилась в затылок и приставила нож к горлу.

— Говори, откуда пришел? — едва успела прошипеть она, как вместе с ним же повалилась на пол. Полнотелый адвокат от неожиданности тотчас в обморок грохнулся, хрупкую Ульяну утянув с собой, та не успела и рук разжать, чуть не полоснула бедолагу ножом. Поднялась, нож в складках платья спрятала.

— Что ты будешь делать? — вздохнула Ульяна, безнадежно покачав головой. Но тотчас же себя отдернула: «Не ты ли каждый раз в обмороки падаешь, едва кто на хвост принимается наступать, сколько раз тебя выручала эта удивительная способность терять сознание?»

Теперь вместо ножа велодог достала и принялась адвоката за плечо теребить, продолжая зло шипеть на него:

— А ну подымайся, негодяй! Подымайся, говорю, иначе пущу пулю меж глаз, никто на помощь не подоспеет.

Бедный Герши пришел в себя, колпак с головы сорвал: трясется, как давеча Нойманн трясся, слова вымолвить не может. На колени встал, глаза зажмурил.

— Убьете… теперь, да? — застонал он. — Вот и наказание за мое любопытство… стреляйте!

— За какое такое любопытство? Стало быть, сознаетесь, да?

— Да, сознаюсь. Но никогда бы не смог я, даже будь во мне вся храбрость мира, суд над вами свершить.

— Экий негодник. Ну сейчас ты мне все доподлинно расскажешь и даже покажешь!

Ульяна подошла к окну и, держа адвоката на мушке, распахнула его. Сама же в кресло уселась.

— Влезай на подоконник! Живо! — махнула она револьвером.

Тот послушно стал ползти на коленях к окну, украдкой оглядываясь на дуло велодога, верно, в надежде, что девушка отменит приказ.

— На подоконник, — шикнула она.

Дрожа, судорожными пальцами цепляясь за раму, Герши начал свой крестный ход. С трудом взобрался. Вниз смотрит, колени разогнуть не может, трясется весь, аж жалко Ульяне стало. Но нет, самые коварные обманщики в первую очередь самые распрекрасные актеры. Небось видит, что перед ним женщина, и валяет дурака в надежде сердце растопить.

— Прыгайте!

— Не могу… не могу… лучше застрелите…

— Прыгайте и спасайтесь — бегите, я вас преследовать не стану.

А сама думает: «Только прыгни, нехороший ты человек, я тебя тотчас догоню и глотку перегрызу собственными зубами».

— Помилуй бог, мадемуазель Бони… Бюлов… я разобьюсь.

— А когда с крыши фабенской лаборатории прыгали, не забоялись разбиться, а?

— С крыши? — адвокат аж на мгновение дрожать перестал и всхлипывать. — Не был я… на крыше лаборатории фабенской… Что ж мне делать там? Никогда не был. Почему вы такое про меня говорите?

— Цыц, здесь я вопросы задаю. Что за зверье?

— Какое зверье? Мадемуазель Бюлов, вы шутите надо мной?

— Тогда в чем сознаться хотели?

— В том, что я в полицию потому не пошел и намеренно вам не препятствую, а все смотрю, что дальше будет. Да и могу ли я хоть слово против сказать, вы разве послушаете? Но доверие у меня к вам огромное: я знаю, что дурного вы не желаете сотворить. А вот отчет в Сюрте[23] я бы потом подал все-таки, признаю, когда б вы уже скрылись где-нибудь. Да не подумайте обо мне плохо. Не тот я человек, чтобы судить вас… Но ведь, если я поведаю о знакомстве с вами, меня, быть может, в парижскую полицию возьмут.

На что Ульяна с облегчением вздохнула.

— Я так и знала, что вы низкий и гадкий человечишка. Против сказать — не говорите, судить меня не беретесь, а в Сюрте ваше заявить хотите. Трудно понять ход ваших мыслей, Герши.

— Но так ведь сколько людей головы ломают: кто это такая таинственная Элен Бюлов?

— Вам их жалко, что ли? — скривилась Ульяна.