Она смотрит на меня с напряжением. «Что ты задумал, мерзавец?» — написано на ее лице крупными буквами. В ответ я многообещающе улыбаюсь: «О да, детка, интуиция тебя не обманывает — я собираюсь приставать». Ника яростно одергивает платье, будто надеется, что оно может стать длинней. Мой взгляд невольно скользит по ее стройным ножкам. О мой бог! Сегодня я буду целовать их до тех пор, пока злючка вся не покроется мурашками. Но сейчас надо чуть отвлечься. Например, на меню.

Минуты через две мы с Никой уже делаем заказ. Я беру рыбу и салат, Ника — какой-то пирог. Как только официант удаляется, я решительно придвигаюсь к злючке. Она чуть вздрагивает. Ее как-то слишком сильно пугает сократившаяся дистанция между нами. Кажется, у нее даже дыхание учащается от волнения. Ника пытается отодвинуться, но сделать это трудно, почти невозможно: диван слишком маленький. Она почти вжимается в его боковину.

— Поцелуй меня, — говорю я нарочито деловито.

— Что? — У нее такая интонация, будто ей предложили кого-нибудь прирезать.

— Поцелуй меня.

— Зачем?

— Мне кажется, эта кофейня отличное место для нашего первого поцелуя. Я имею в виду, поцелуя на камеру. Тут довольно мило и колоритно.

Ноздри Ники подрагивают от нахлынувшей на нее ярости. Злючка быстро складывает руки на груди, словно пытается хоть так от меня отгородиться:

— Ты слишком форсируешь события, Петров. Я не собираюсь целоваться с тобой до самой Барселоны.

— Почему это?

— Потому! Я не целуюсь с первым встречным.

— Разве? — мне не удается скрыть ухмылку.

Она испепеляет меня взглядом:

— Если ты на себя намекаешь, то напрасно. У нас договор. И если бы не надо было репетировать, я бы никогда…

— Ладно, уговорила, — перебиваю я. — Поцелуемся сейчас, но кадры с поцелуем я вставлю в выпуск про Барселону.

Ника чуть бледнеет. Она размышляет над моим предложением несколько секунд, но в итоге все равно возражает:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Это глупо. Кто-то из подписчиков может узнать это место.

— Да брось! Все эти кафешки на одно лицо.

— Не правда!

— Они одинаковые, говорю тебе.

Она раздраженно выдыхает, а потом смотрит на меня с преувеличенной неприязнью:

— Хорошо, давай сейчас снимем поцелуи. Все же неприятные дела лучше не откладывать, а делать в первую очередь.

— Совершенно верно, — подтверждаю я и закусываю губу, чтобы не начать смеяться.

— Отснимем все поцелуи разом, — горячится злючка. — Все-все! Не хочу больше возвращаться к этой стороне нашего сотрудничества.

Ах, какая все же славная, милая дурочка! Быстрей бы вечер, быстрей бы мы остались с ней одни.

Поставив штатив, я беру в кадр наш диванчик и запускаю съемку. Ника смотрит на меня глазами испуганной лани.

— Эй, ты что, боишься меня? — я снова подсаживаюсь к ней и осторожно беру ее за руку. — А на своих видео ты воплощение храбрости.

Она украдкой вздыхает.

— Мне не страшно. Просто это очень интимно — целоваться. И делать это под прицелом камеры — такое себе удовольствие.

— Не думай о ней.

— А о чем тогда думать?

— Обо мне, конечно, — я чуть поглаживаю ее ладонь, а потом нежно пробегаюсь пальцами по ее запястью.

Она смотрит на меня с все возрастающей тревогой.

— Что ты делаешь?

— Пытаюсь помочь тебе расслабиться, — я перемещаю руку ей на талию и осторожно ее поглаживаю.

— Я уже достаточно расслабленна, — недовольно бурчит Ника. — Можешь не утруждаться.

— Отлично! — говорю я и тут же накрываю ее губы своими. Она чуть дергается, но не отодвигается. Закрывает глаза. Ее губы пахнут земляникой, и этот аромат кажется мне лучшим в мире.

Я нарочно целую Нику подольше — смакую поцелуй. В конце концов, я мечтал о нем с самого пробуждения. Ника позволяет моим губам брать свое, но совсем не отвечает. Меня переполняет приятное злорадство. Я предвидел такую реакцию, и она мне только на руку.

Отстранившись, я смотрю на Нику с грустной укоризной:

— Тебя что, паралич разбил?

— В смысле?

— Вчера у тебя намного артистичней получалось, а сейчас ты прямо ледышка ледышкой. Так дело не пойдет. Давай еще раз. Но, пожалуйста, постарайся вложить в поцелуй хоть капельку страсти.

Она смешно хмурится.

— Мне нужны эмоции, — добавляю я. — И подписчикам нужны эмоции.

— Хорошо, я постараюсь, — с легкой язвительностью соглашается она.

Я с удовольствием приникаю к ее губам снова. Ника обхватывает мою шею руками и робко, словно неохотно целует в ответ. Я украдкой скольжу ладонями по ее спине. Мне хочется прижать ее к себе крепко-крепко, но я себя сдерживаю. Еще не время. Можно спугнуть.

— Сойдет? — спрашивает Ника, когда мы отстраняемся друг от друга, чтобы перевести дыхание.

В ее голосе столько надежды, что мне смешно. Хотя виду я не показываю.

— Сейчас гляну, — говорю я серьезным тоном и иду к камере.

Несколько секунд делаю вид, что изучаю запись, а потом хмурюсь:

— Ты мое лицо немного рукой закрыла. Придется сделать еще один дубль.

Щеки Ники розовеют: не то от ярости, не то от предвкушения новых поцелуев. Я делаю вид, что не замечаю ее реакции. Вернувшись на диван по-хозяйски притягиваю ее к себе и впиваюсь в манящие губы с откровенным нахальством. Ника от моего напора, конечно, напрягается, но быстро берет себя в руки и отвечает мне. Да еще как отвечает. Прямо всю душу вкладывает.

На какое-то мгновение я даже теряю самообладание. Моя рука непроизвольно скользит по Никиному бедру, ныряет под платье. И это, конечно, глупо. Недальновидно.

Ника моментально отталкивает меня и пытается залепить пощечину. Впрочем, я довольно ловко перехватываю ее запястье.

Так, теперь главное не ухмыляться. Не ухмыляться! Делаем глубокий вдох…

Ника испепеляет меня взглядом, а потом пытается врезать по моему лицу второй рукой. Я перехватываю и ее.