— Ты офигел? — шипит Ника и чуть дергает руками, проверяя мою хватку.

— Блин, случайно как-то получилось, — бормочу я и пытаюсь сделать виноватый вид. — Клянусь, не хотел. Чего ты сразу дерешься?

Она сердито выдыхает. Потом смотрит мне в глаза так, будто пытается загипнотизировать:

— Давай-ка все-таки без рук, ладно?

Я осторожно отпускаю ее запястья:

— Ладно. Хотя ты могла бы и потерпеть пять секунд мою руку. Классно ведь целовались, артистично. А теперь снова придется переснимать.

— Петров, ты меня сейчас доведешь до греха!

— До какого из семи?

Ника смотрит на меня с каким-то отчаянием:

— Петров, ну хватит! Заткнись и целуйся.

— Ах, какая нетерпеливая! — я с удовольствием снова притягиваю ее к себе.

— Я просто хочу, чтобы все это поскорей закончилось, — говорит Ника не очень уверенно.

— А я не люблю делать все наспех. Спешка к хорошему не приводит.

Ника раздраженно фыркает, а потом сама меня целует. Ее тело в моих руках полностью расслабляется, становится податливым. Она будто тает в моих объятьях.

Хороший знак! — не могу не констатировать я. — Точно даст мне вечером. Главное, не делать больше глупостей.

Когда мы все-таки разъединяем наши губы, я не позволяю Нике отодвинуться. Осторожно трусь носом о ее нос. Она улыбается как будто от щекотки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Замечательно! Еще немного — и мы приручим эту пугливую девочку.

Я осторожно провожу по Никиным губам пальцами. Она открывает глаза и смотрит на меня с легкой обескураженностью. Никак не может решить: оттолкнуть меня или наслаждаться дальше. Я не даю ей опомниться — снова целую. Целую и глажу ладонью по бедру. Глажу осторожно, по краю платья, который отодвигаю почти незаметно. Да, вот так. Нарушать границы надо постепенно.

Через несколько секунд Ника сама подается ко мне, моя рука ныряет под подол ее платья совершенно безнаказанно, пальцы достают почти до трусиков. Но я к ним не лезу. Мне нельзя наглеть. Я позволяю себе еще только пару секунд поцелуя, а потом решительно отодвигаю Нику от себя. Встаю и иду к камере.

— Ну как? — чуть севшим от волнения голосом спрашивает Ника.

Я делаю озабоченное лицо:

— Прикинь, забыл запись включить.

О боже! Я не могу больше с ним целоваться. У меня и так уже голова ватная, а внизу живота все просто раскалилось. Еще пару минут — и я отдамся Петрову в ближайшей гостинице. Причем сама буду умолять о том, чтобы он…

— Эй, ты в порядке? — Никита смотрит на меня с недоумением.

— Да.

— Придется снимать еще, — говорит он разочарованным голосом. — Вот досада!

Я дергаюсь и подскакиваю:

— Нет, я не могу.

— Почему?

— Мне надо в туалет! — брякаю я первое, что приходит в голову.

— В туалет? — в его голосе проскальзывает что-то похожее на насмешку. — Ну иди!

Мне прямо дурно делается от выражения его лица. Вот почему у него такие глаза, будто он в курсе того, что со мной происходит? Он ведь не может знать. Не может! Или по мне видно, как я завелась? Ой, мамочки, только не это!

Я подхватываю сумочку и, на самом деле, убегаю в туалет. Мне нужно время, чтобы прийти в себя, вернуть самообладание. Раньше оно мне ни разу не отказывало, а сейчас я кисель киселем. И не знаю, что делать. Не знаю, как противостоять этому дурацкому возбуждению, которое вызывают во мне поцелуи Петрова.

Гад слишком хорошо целуется. Прямо на десять баллов. Поначалу у меня еще получалось отвлекаться от приятных ощущений, а потом вся сознательность вдруг испарилась.

Мой взгляд цепляется за раковину. Умыться! Мне надо умыться, чтобы справиться с наваждением. Тушь у меня водостойкая, так что можно.

Я пускаю холодную воду и, набрав ее в ладони, старательно плескаю в лицо. Повторяю так раза три. Некоторые капли попадают на платье, но мне плевать. Мне хочется быстрей прийти в себя. И это, кажется, получается. Лицо перестает гореть, тугой узел в животе медленно слабеет.

Фух! А теперь надо подумать о чем-нибудь неприятном, чтобы окончательно прогнать игривое настроение. Я зажмуриваюсь и перебираю в голове все, что ненавижу: суп с щавелем, грязную обувь, передачу показаний счетчиков по интернету. Неприятные воспоминания действуют даже лучше ледяной воды. Через пару минут я совсем-совсем спокойна. Даже не ожидала, что справиться с возбуждением будет настолько легко.

Видимо, не так уж сильно Петров меня и распалил. Больше со страху навоображала себе.

Поправив макияж, я возвращаюсь в зал. Заказ уже принесли.

— Сразу отснимем еще пару дублей или после обеда? — предлагает выбрать Петров, когда я сажусь за стол. Он буквально раздевает меня взглядом.

Меня от выражения его лица почему-то снова бросает в жар, ноги становятся ватными. Ой-ой-ой! Он феромонами какими-то натерся или что?

— Лучше после продолжим снимать, — поспешно говорю я. — Ненавижу есть холодное.

— Хорошо, — Петров улыбается.

Я хватаюсь за вилку. Так! Мне надо обязательно откосить от съемок — хватит с меня на сегодня эротически впечатлений. Моя психика на них не рассчитана. Вот найду себе парня, тогда буду снова целоваться с Петровым. А пока лучше воздержаться. Ни в жизнь себя не прощу, если вдруг окончательно потеряю голову и отдамся этому гаду.

Я нарочито медленно ковыряю свой пирог. Минут через пятнадцать нашего «застолья» Петров уже подчищает свою тарелку, а я успеваю «освоить» лишь половину собственной порции. Играть в черепашку непросто, но приходится стараться. Поцелуи должны быть отложены до лучших времен — точка!

Никита поглядывает на часы и смотрит на меня с укоризной.

— Тебе лучше ускориться.

— Я и так на максимуме, — огрызаюсь я и начинаю есть еще медленней. Пережевываю очередной кусочек раз пятьдесят.

Петров смотрит на меня с недоумением.

— Я всегда долго жую, — будничным тоном поясняю я. — Родители так приучили. И диетологи советуют. Поверь, это очень хорошая, полезная привычка.